Если бы Николая Степановича спросили до назначения на «Оку», что такое капитан судна, он, наверное, попытался бы отделаться шуткой:
— Капитан? Посмотрите картину «Дети капитана Гранта», там есть капитан и его дети… Или — «Пятнадцатилетний капитан» — тоже про капитана.
Многие читатели и зрители на берегу, как и Николай Степанович, думают, что капитан на судне нужен только в редких условиях страшной опасности, когда никто уже толком не знает, как избежать катастрофы. Если опасность превышает волевые возможности капитана и крепость его корабля — капитан спасает экипаж, а сам торжественно тонет вместе с судном. Но в последнее время это, кажется, не обязательно. В промежутках между смертельными опасностями капитан предается безделью и придирается к команде. Вот что такое капитан, в общих чертах, конечно…
Так, или примерно так, ответил бы и Николай Степанович на вопрос о капитане, спроси его об этом кто-нибудь две недели назад. Разумеется, без малейшего желания нанести своим ответом какую бы то ни было обиду мореплавателям. Просто — из-за малой осведомленности, чтобы говорить обо всем этом серьезно. А что, как не юмор, помогает нам скрыть свою неосведомленность?..
Однако даже опыт двухнедельного плавания заставил Николая Степановича почувствовать глубокую неловкость перед моряками, о трудностях жизни которых он до того мог только догадываться. И чем обширней становился его собственный опыт, тем бо́льшим уважением проникался он к морякам «Оки» и ко всем прочим морякам тоже.
Последующий рейс из Прибалтики на два порта Бельгии мало отличался от предыдущего: снова туман, снова снегопад, Кильский канал и Северное море со знакомым запахом морского болота в Немецкой бухте. Сомов сутками пропадал на мостике и точно так же после первой бессонной ночи превратился в старца с почерневшим от усталости лицом. И так же переминался на мостике, поочередно отрывая ноги от палубы, давая отдохнуть мышцам.
С приходом в Гент, едва закончив обычные формальности, Александр Александрович уделил своей внешности десять минут, стоя выпил две чашки крепкого кофе и обратился к Знаменскому:
— Выгрузку обещают закончить к вечеру. Я думаю, нет смысла увольнять команду здесь. Отпустим всех в Антверпене. Ну, а вас я хочу взять с собой, если вам любопытно. Посмотрите, как капитан развлекается на берегу. Поехали!
И Знаменский стал свидетелем капитанских «развлечений». В агентстве Сомов более часа потратил на редактирование оговорки к какому-то деловому документу. Он не соглашался подписывать документ без оговорки, агент же настаивал на безоговорочном подписании. В конце концов документ был подписан все-таки с оговоркой. Потом спешно готовились бумаги для заявления морского протеста. Смысл этого документа сводился к доказательству того, что капитан и экипаж предприняли со своей стороны все возможные меры, чтобы предотвратить порчу груза, однако, поскольку рейс протекал в условиях резких колебаний температур от двадцати трех градусов холода до восьми градусов тепла, — то все может статься. Во всяком случае, и капитан, и экипаж пока бессильны своими средствами регулировать температуру воздуха на таких обширных морских пространствах, почему и объявляют заблаговременный протест на случай, если грузополучатель предъявит иск, связанный с порчей груза…
