Николай Степанович нахмурился, и голова исчезла.
Знаменский слез с высокой, словно катафалк, койки. Отыскал туфли, нехотя налил стакан чаю и нехотя принялся жевать. Остановив взгляд на колпаке настольной лампы, он возобновил свои беспокойные размышления.
Совсем не так представлял он свое появление на судне. План его знакомства с экипажем и делового, органического врастания в коллектив был разработан им до деталей…
Собственно, назначение на судно первым помощником капитана не вносило в его жизнь существенных изменений. С комсомольских лет занимался он деятельностью политической и воспитательной. Накопил в этой области достаточный опыт. К тому же он прошел исчерпывающий инструктаж в парткоме пароходства.
Перспективы его работы имели ясные, четкие границы, особенно в начальной, вступительной фазе. Первые два дня он решил целиком посвятить знакомству с личным составом корабля. В дальнейшем, углубляя это поверхностное знакомство, ему следовало изучить деловые качества тех членов экипажа, которые несли наиболее ответственные общественные нагрузки. Вероятно, в распределении этих нагрузок были допущены серьезные ошибки. В парткоме пароходства сложилось твердое мнение, что комсомол и профсоюз на «Оке» слишком инертны. Следовало немедленно вскрыть причины этой инертности, наладить работу общественных организаций.
В качестве дополнительной личной нагрузки Николай Степанович решил в самые сжатые сроки вникнуть в суть профессиональных особенностей труда и жизни кочегара, механика, матроса; изучить судно, на котором он собирался плавать, и хотя бы поверхностно — морское дело. Он надеялся, что прошлый опыт офицера береговой обороны сможет до некоторой степени облегчить эти задачи.
Знаменский привык по-военному не считаться со временем, не признавал усталости и был абсолютно уверен в успехе своего плана. И, без сомнения, так бы оно и было, если, бы не эта дикая история с укачиванием.
И вот теперь два дня оказались безнадежно потерянными.
Славное, должно быть, впечатление сложилось у команды от появления на судне такого оригинального и деятельного помполита!
А ведь старпом обещает, что это не последний шторм…
Николай Степанович почувствовал острое раздражение, оттолкнул в сторону поднос, стакан, тарелки. Он даже не заметил, как начисто умял всю еду. Организм, так сказать, брал свое.
«Ну что ж, будем бороться, — уже уверенней думалось Николаю Степановичу. — Не может быть, чтобы из пятидесяти моряков экипажа я оказался самым слабым и неприспособленным. Надо взять себя в руки. В конце концов я должен остаться в строю. Должен!» — несколько успокаиваясь, рассуждал он.
