В эти минуты корпус «Оки» выходил из-под защиты южного мола. Судно вздрогнуло, покачнулось, тяжело выровнялось, потом качнулось еще раз, еще раз выровнялось и вдруг начало стремительно валиться, опрокидываться, без всякой надежды выровняться вновь…
Николай Степанович внезапно поперхнулся словами старой песни, такой знакомой, — сколько раз на вечеринках пета, по радио слышана… Теряя равновесие и чувствуя, что сейчас упадет на спину, он уцепился за планширь. Возвышенное возбуждение внезапно сменилось глубокой пустотой. Сознание заволакивалось наркотической дурнотой и бессилием. Николай Степанович вдруг начал задыхаться, еще не понимая, что судно перевалилось на другой борт, что он прижат к планширю грудью и рискует вывалиться в море. Судно рывком выровнялось и вроде бы стояло прочно. Николай Степанович ослабил бдительность и не уловил момента, когда палуба за его спиной снова начала проваливаться. Он не успел уцепиться за планширь и, стараясь найти равновесие, устремился спиной вперед, едва успевая переставлять заплетающиеся ноги.
Удар затылком о переборку свалил его на палубу. Темно-зеленая велюровая шляпа, купленная по случаю нового назначения, встала на ребро и задумчиво выкатилась за борт. Николай Степанович проводил ее взглядом. В иной обстановке он сказал бы вслед шляпе — «прощай, родная» или что-нибудь в этом роде. Но чувство юмора вылетело из него с ударом о переборку. Он лежал на спине, чувствуя, что ему даже удобно. Лежать было легче, чем стоять. Не так кружилась голова. Но ведь его могли увидеть в таком нелепом положении, и вряд ли кто поверит, что Знаменский загорает… Как только Николай Степанович подумал об этом — он попытался вскочить на ноги. Но он не смог уловить темпа качания судна и оказался только на четвереньках, головой в сторону крена.
Судно стремительно повалилось на борт.
Знаменский не смог удержаться, пошел юзом по наклоненной палубе и больно боднул головой железо. В отчаянии он замер…
Ему было очень плохо, так плохо, как давно не было. И хотелось попасть куда-нибудь в тесное пространство, ограниченное со всех сторон близкими стенками…
— Вы что ищете? — услышал он над самым своим ухом недоуменный вопрос, и сильная рука ухватила его за воротник пальто.
— В каюту… помогите добраться, — задыхаясь, простонал Николай Степанович, теряя рассудок и мужество. Он даже не приподнял головы. Его зверски мутило, и ему уже было совершенно безразлично, что кто-то придерживал его за шиворот, словно собаку за ошейник.
