— Это можно, — спокойно пробасил тот, сверху. — Только в каюте хуже, это я вам точно говорю. В таких случаях на воздухе — милое дело…
— Но я прошу вас… будьте человеком…
— Хорошо, сейчас… — и обладатель баса, это был боцман, приподнял Знаменского под руки.
В каюте, действительно, лучше не стало. В душном застоявшемся воздухе вакханально размахивали коечные и иллюминаторные занавески. Они загадочно замирали под самым немыслимым углом к палубе. От их размахиваний и замираний веяло пьяным бредом.
Под столом шумно перекатывалась урна. Чемодан тяжело бился о переборки каюты, словно припадочный. Ночные туфли ползали одна за другой, словно в них бессмысленно метался укачавшийся невидимка.
Николай Степанович лег в койку на спину и, чтобы не вывалиться из нее, уперся ногами и руками. Происходило нечто отвратительное. Внутренности то теряли вес, то невероятной тяжестью заполняли грудь и живот. Николай Степанович задыхался, сердце останавливалось, голова разваливалась от тупой боли. В мозгу бродили обрывки незаконченных мыслей. Он глухо стонал, силясь как-то прийти в себя, но только окончательно истощил силы для сопротивления. И почти потерял сознание. Рухнуло представление о времени, Николай Степанович уже не понимал, где он и что с ним происходит.
Кажется, кто-то заходил к нему в каюту, наклонялся над ним, кажется, его о чем-то спрашивали, что-то заставляли пить, но потом, когда Николай Степанович вспоминал об этих часах, он не был уверен, что так оно и было. Может, все это ему пригрезилось в тяжелом бреду.
Он проснулся, или очнулся, ночью. Но какая то была по счету ночь — он бы не смог сказать. «Ока» вела себя тихо. Где-то далеко внизу с правильным ритмом работала машина. Корпус судна отвечал легкой вибрацией на каждый оборот винта. За иллюминатором все так же плакался ветер, напоминая о непогоде.
Николай Степанович пощупал голову. На затылке и темени ясно прощупывались мощные шишки, но они уже не причиняли острой боли. Мышление было ясным, хотя чуточку качающимся. Спать не хотелось, посасывало под ложечкой. Едва он очнулся — в его сознание стало вкрадываться какое-то тревожное чувство. Но это чувство не успело развиться в плохое настроение: без стука раскрылась дверь. Сначала просунулась голова. Мальчишески задорные глаза встретились с глазами помполита — и весь старпом появился в каюте. От него веяло морской прохладой и земной приветливостью.
— Как самочувствие, помполит? — улыбаясь, спросил старпом. — Извините, я без стука, мы уже привыкли, что вы не отвечаете…
