Шипы и розы | страница 70
В таком виде будущий композитор и подъехал к клубу колхоза, встреченный шумной овацией нашего оркестра и колхозной молодежи.
Когда я, объявляя очередной номер, сказал: «Сейчас выступит талантливый музыкант нашего оркестра Григорий Морозенко, лучший аккордеонист…»
— И лучший лыжник, — добавил кто-то из публики.
Это сказал возчик, который буксировал Морозенко. Раздались шумные, веселые аплодисменты.
— Ладно, — шепнул мне Морозенко, — я эти аплодисменты принимаю как аванс за показательную ходьбу на лыжах.
Морозенко был человеком талантливым, самолюбивым, следовательно — настойчивым.
Через два года я в том же колхозе объявлял так:
— Сейчас выступит молодой композитор, талантливый музыкант, автор «Лыжного вальса», и лучший лыжник факультета Григорий Морозенко.
— Это верно, — отозвался кто-то из публики. — Лично видел.
Это сказал возчик, наш старый знакомый.
Морозенко исполнил «Лыжный вальс». В нем было и скольжение, и залитые солнцем сверкающие поляны, и захватывающий дух спуск, и стремительное движение вперед.
Вполне талантливый вальс.
КАК Я БЫЛ ВРАЧОМ
С Алексеем Боровковым мы не виделись шесть лет, со дня окончания института. Приехав в город Н., я направился к нему.
— Ты женат? — спросил меня Алексей еще в дверях своей квартиры.
— Нет, — чистосердечно признался я.
— А я женился, — сообщил он таким тоном, словно первым в мире совершил этот самоотверженный поступок.
Ровно две минуты Алексей потратил на справку о моем здоровье и успехах. Я же, чтобы не спросить его, счастлив ли он, просто так, здорово живешь, осведомился, продолжает ли он играть в футбол.
— В футбол?! — забегал по комнате Боровков. — Да ты же ничего не знаешь, ты же не женат! А я женился два года назад. Первый год моя Людочка еще разрешала мне играть. Вернее, не Людочка, а ее родная тетка, двоюродный дядя, троюродная бабушка, черт, дьявол, хромой бес. А в прошлом году вся эта директивная родня дала указание: поскольку я назначен заместителем начальника цеха, то мне уже не подобает, как они говорят, гонять мячики. В крайнем случае мне разрешалось быть судьей. Это все-таки солидней.
— И ты подчинился? — осторожно спросил я.
— Ах, ты же не женат! — ехидно усмехнулся Боровков. — Тебе хорошо рассуждать. А ты попробуй веселиться, когда твоя жена по целым неделям не обращает на тебя никакого внимания, когда каждый вечер твоя супруга уходит к этой проклятой тетке. Нет, подобной тетки нет во всем подлунном мире! Представь себе: ханжа со щучьим лицом и к тому же ведущая церковная активистка. В этом году меня назначили заместителем главного механика. Хорошо? Прекрасно? Но моя Людочка, вернее — ее родня, уже не дозволяет мне показываться на стадионе даже в качестве судьи.