— Я, я тебе что сделал? — сказал папа.
Постепенно я перестал плакать.
Папа сидел, положив руку мне на голову.
Когда уже я совсем перестал всхлипывать, он встал.
— Давай куда-нибудь съездим. В Ленинград. — Он помолчал. — Или в Москву.
Долго мы не могли составить телеграмму. Наконец папа сказал:
— Напиши ты. От своего имени.
Я взял чистый бланк и написал:
«Папа согласился свозить меня в Москву. На той неделе ждите гостей. Ура. Ура. Сбылась мечта идиота».
— Ну-ка покажи!
Папа взял телеграмму и, похмыкав, вычеркнул «в» и одно «ура».
— Хорошо?
— Великолепно.
Женщина, которая принимает телеграммы, прочла мое сочинение и сказала:
— Последнее слово нельзя.
— Почему? — спросил папа.
— Ругательство.
— Это не ругательство. Это определение.
— Все равно нельзя. А зачем оно вам? Сбылась мечта. Все понятно.
— Нет, это уже совсем другое. — Папа взял телеграмму, вычеркнул «мечту» вместе с последним «ура», а вместо этого написал: «Ваш Родион».
— Ну как?
— Ничего. Надо было написать: «Твой Родион».
— Пускай, пускай, — сказал папа. — Так тоже правильно.
…Март приближался к концу. Никакой весны, конечно, еще не было, но днем иногда уже капало с крыш, и было в воздухе что-то такое, отчего не сиделось дома.
Странное состояние вдруг нападает на человека. Так и тянет, так и манит куда-то А куда — неизвестно.
С той самой минуты, как мы отправили телеграмму, я просто места себе не нахожу. Мне кажется, надо что-то делать. Но что? Чемодан мы уже сложили. С директором папа договорился.
На папу Гришенька произвел большое впечатление.
— Вот это человек! Вот это я понимаю, — сказал он, вернувшись из школы. — Старая гвардия! Ручная работа, мадам, теперь таких не делают. Ты думаешь, я ему что-нибудь объяснял?
— А как?
— Я просто сказал, что в силу некоторых обстоятельств нам с тобой нужно отлучиться. Он спросил на сколько. Я сказал, что на две недели. Деловой человек. Сразу же стал торговаться. «Три дня. Достаточно?» — «Мало». — «Четыре». — «Мало». — «Ну хорошо. Неделя — и перейдем к другим делам».
— А какие другие дела?
— Никаких. Просто ему хотелось поговорить.
— И о чем же вы беседовали?
— Проще рассказать, о чем мы не беседовали. Ты знаешь, как он говорит по-английски?
— Ты с ним говорил?
— Конечно. Чем-чем, а этим я никогда не упущу случая похвастаться.
— А он?
— Он тоже хвастунишка. Но я его побил.
— Ты уверен?
— Можешь спросить у своей «англичанки». Она сидела в учительской, мы ее пригласили. Кстати, тобой она тоже довольна. Говорит, что ты прилично переводишь.
