С Васькой тоже все хорошо.
— Я, я! Можно мне? — Он постепенно опять вернулся к своей старой привычке.
— Пока нельзя, — говорит Леонид Витальевич. — А то я не успею объяснить материал. У тебя что, вариант?
— Ага.
— Напиши на бумажке, я дома посмотрю.
Васька пишет, и Леонид Витальевич к следующему уроку математики подзывает Ваську к себе и делает полный разбор его «сочинения».
— Вот это остроумно. Это интересно, — говорит он. — А здесь нехорошо.
— Почему?
— Потому, что ты пользуешься сразу двумя положениями, которых мы еще не проходили. Вот я тут набросал нормальное продолжение твоего варианта. Все правильно, но громоздко. Возьми домой, попробуй упростить. Особенно меня интересует вот это место. Ты понимаешь, что тут может быть?
— Угу!
— Ну хорошо. Садись.
Иногда Васька получает отдельные домашние задания. Всем даются задачи из учебника, а Ваське Леонид Витальевич приносит какие-то бумажки, исписанные от руки, а иногда даже вырезки и целые листы из каких-то старинных серых журналов.
— Ух ты, какие картинки! Ну-ка покажи.
Васька молча подает мне листок и так же молча забирает.
Он уже помирился со всеми, даже со Славкой, только со мной по-прежнему не разговаривает.
— Скоро с тобой вообще никто не будет разговаривать, — говорит Светка.
— Почему?
— Потому, что ты индивидуалист.
— Вот и врешь. Я вовсе не индивидуалист, а индивидуальность. Слушай, почему ты на меня сердишься?
— Нужен ты мне!
У Светки со Славкой пошли контры. Они, правда, все еще сидят за одной партой, но в школу и из школы ходят врозь. На Гришку Зайца она тоже дуется. Но Гришка не такой человек, чтобы замечать всякую там бодягу. Бодягой он называет самые разные вещи.
— Что это у тебя за бодяга? Давай меняться. — Это он увидел у кого-нибудь новую, необычную ручку, значок или еще что-нибудь в этом духе.
Кроме того, бодягой он называет всех девочек, всех ребят младших классов, а также всех преподавателей, за исключением Федора Федоровича, преподавателя труда, у которого он давно уже правая рука и незаменимый помощник.
— Федор Федорович, я не могу смотреть на Ваську. Пускай лучше он сидит, а то я ему дам в ухо.
— Ох, Заяц! Что за слова? Чему только вас в школе учат?
— Извините, Федор Федорович, это я в переносном смысле.
— Ну то-то же!
Когда-то Федор Федорович работал столяром в мебельных мастерских, а потом вышел на пенсию и поступил к нам в школу. Изо дня в день мы сколачиваем одни и те же ящики для пастилы. Работа настолько простая, что испортить что-нибудь можно только при особом желании. Васька единственный человек, которому до сих пор это удается.
