— Шел бы ты спать, — говорю я, — мне надоело. Хочешь что-то сказать, так скажи.
— Ты все равно не поймешь.
— Тогда не говори, Я же тебя за язык не тяну. Можешь держать свои секреты при себе.
— А ты думаешь, это так просто? Ведь ты у меня единственный близкий человек. Если не считать отца, конечно.
— А почему не считать?
— Я говорю «если не считать». Ну ладно, спи, черт с тобой. Вот так и проспишь царство небесное.
— Кто много спал, тот много видел. Не грохочи ботинками, папу разбудишь.
— Можешь не беспокоиться, твоего папу разбудить не так просто… Ну ладно, привет.
Папа запретил мне ходить на завод.
— Незачем. Завод — это не цирк. Люди работают, а ты слоняешься.
— Так я ведь никому не мешаю.
— Мне мешаешь.
— Чем?
— Тем, что я о тебе думаю.
— А ты не думай.
— Это от меня не зависит, и вообще, что это у вас за артель с Касьянычем?
— Какая артель?
— Ты не прикидывайся, — сказал папа, — я же знаю, он специально для тебя берет простую работу. Он тебя еще не агитировал школу бросить?
— Нет… С чего ты взял?
— Не умеешь ты врать, — сказал папа. — И учиться не советую. Одним словом, посмотрел — и хватит. Чтоб больше я тебя на заводе не видел.
— Ладно! Один раз только приду. Я обещал.
Касьяныч был в хорошем настроении.
— Зашибу на тебе деньгу, «Москвича» куплю. С приемником. А? Ну что стоишь, глаза пучишь? Надевай комбинезон.
В этот день я работал хорошо. Станок уже не казался мне загадочным, страшным зверем. Я даже по собственному почину увеличил количество оборотов и прибавил подачу.
— Валяй, валяй, — сказал Касьяныч, — только эмульсию пусти посильней.
Я открыл до отказа кран охлаждения, эмульсия хлынула сильной струей, и работа пошла совсем в другом темпе.
Никогда еще мне не было так хорошо.
Касьяныч промерил штангенциркулем несколько деталей и сказал:
— Ничего. Годится. Если так дело пойдет, куплю себе «Волгу». А то и две сразу.
— Значит, одну мне.
— Обе мне! За науку надо платить. А как же?
И тут вошел папа.
— Сейчас я тебе заплачу, — сказал он. — Безобразие! Ты что же это делаешь!
— А что?
— Ты зачем мальчишку сманиваешь, от школы отговариваешь? Начальству насолить захотел?
— И то верно, — сказал Касьяныч. — Справедливость так справедливость: мой сын будет инженером, а твой простым фрезеровщиком. К тому и дело клонится, так и в книжках нынче пишут и в газетах. Или ты, может, против газет?
— Ты мне брось, — сказал папа, — парень в восьмом классе. Ему еще три года учиться, а ты что делаешь? На что ты его настраиваешь?!
