Сначала я немного боялся. Мне все казалось, что в нужную минуту станок не послушается меня и я поломаю фрезу или испорчу деталь Но потом постепенно я привык. На первую канавку ушла куча времени. Вторую я сделал быстрей, третью еще быстрей, и, когда под конец смены в мастерскую пришел папа, работа уже шла полным ходом.
Честно говоря, я все время ждал этого момента. Мне казалось, что папа здорово удивится. Но он не удивился.
— Ну как мой наследник? — спросил он у Касьяныча. — Подает надежды?
— Ничего. Поло́ва, — сказал Касьяныч.
— Он мной недоволен?
— Наоборот.
— А почему же он назвал меня поло́вой?
— Не имеет значения. Важны не слова, а тон. Вот если бы он вообще ничего не сказал, тогда другое дело.
Сам не знаю почему, но я очень обрадовался, что все так вышло. Если бы я смог работать на заводе, как все, это было бы просто замечательно. Я вспомнил того парня, который угощал меня шампанским. То ли дело — самостоятельный человек. А учиться ведь можно и в вечерней школе.
— Итак, значит, я выдержал экзамен?
— Значит, выдержал.
— Будем иметь в виду.
— Ну, ну. Я тебе поимею. И вообще, хватит тебе шляться по заводу. Посмотрел, и достаточно. Ладно. Ты иди домой, а я зайду в бильярдную.
— Хочешь обыграть того лысого?
— А я его уже обыграл, — папа улыбнулся как-то грустно. — Я, может, скоро вообще стану чемпионом.
— Большое дело! — сказал я. — Желаю удачи!
Вечер был неожиданно теплый. Домой идти не хотелось, и я пошел слоняться ло берегу Амура, по улице Ленина и вообще по городу. Когда на меня находит бродячее настроение, я не люблю разговаривать. Но в то же время хочется, чтобы кто-то знакомый шел рядом. Лучше всего, конечно, девушка. Но девушки, как правило, не умеют молчать. Они любят, чтобы им что-то рассказывали, смешили их и вообще развлекали. Единственный человек, с которым можно было ходить молча, это Васька Плотников. Но у него другая беда. Он не любит ходить по улицам. Если у него есть свободное время, он сядет себе где-нибудь и будет думать, думать о своей математике. А вот интересно, приходят ему в голову мысли о смерти? Наверное, не приходят. У него в мозгу просто нету ни для чего места, кроме задачек и теорем.
Уже было здорово темно, когда я подошел к «Гастроному». Вот это да! У «Гастронома» стоял, как мне показалось, пьяный Леонид Витальевич и громко с кем-то разговаривал, жестикулируя вытянутыми руками. Я подошел ближе и вдруг услышал:
— Простите, пожалуйста, вы не могли бы перевести меня через дорогу? — Несколько секунд он помолчал и опять сказал: — Простите, пожалуйста, вы не могли бы перевести меня через дорогу?
