Я заболел. У меня вирусный грипп. С высокой температурой. Я лежу в Костиной комнате, и Костя за мной ухаживает.
— Пей бульон!..
— Я не хочу.
— А я тебе говорю: пей, а то сейчас получишь.
— Ну ладно уж, сделаю тебе одолжение.
Я пью бульон, а Костя сидит рядом и читает книжку. Чтобы не заразиться, он носит марлевую повязку. Это очень смешно.
— Костя, — говорю я, — по-моему, ты похож на куклуксклановца.
— А ты похож на идиота. Кстати, ты перевел то, что тебе было задано?
— Конечно, нет. Ты же видишь, я болен. Рукой двинуть не могу.
— Через полчаса я уйду, — говорит Костя, — а вечером вернусь. Чтобы все было сделано. Понял? Имей в виду, я тебе не папа.
Вот уже пять дней мы с Костей занимаемся английским. Уговорить его было совсем непросто.
— Не хочу я возиться с этим оболтусом! Мне некогда!
— Не такой уж он оболтус, — сказал папа, — при желании он может усвоить все, что угодно.
— Это при желании.
— Я буду желать, — сказал я.
— Так я тебе и поверил. Вы же, очевидно, хотите, чтобы я занимался с ним по вашему методу?
— Можешь и по своему, — сказал папа, — никто тебя не ограничивает. Ты как, Родька, не боишься?
— А чего мне бояться. Мне ужас как хочется грызть науку.
— Нет, не пойдет, — сказал Костя. — Для того чтобы его чему-нибудь научить, нужно иметь всю полноту власти. Понимаешь? Всю! Вплоть до применения физической силы.
— Ну это уж слишком!
— Как хочешь!
Я видел, что папе не хочется больше уговаривать Костю, что он уже начинает нервничать, и решил пойти на жертву.
— Ладно. Пускай применяет физическую силу.
Физическую силу Костя, конечно, не применил, но ездил на мне верхом, как только ему хотелось.
Каждое утро он говорил мне по-английски: «Здравствуй, мальчик». И я ему должен был отвечать: «Здравствуйте, учитель». Задания были огромные. Каждый день я переводил по три полные страницы из какой-то идиотской скучной книжки без начала и конца. Но Косте этого было мало. Он требовал, чтобы перевод я писал в специальной тетрадке, все новые слова тоже в специальной тетрадке и каждый вечер являлся к нему с отчетом. Лежа в кровати, он проверял мою работу, делал замечания и обязательно читал нотации.
— Как ты пишешь! Как курица лапой. Тетрадь грязная, захватанная. Что из тебя выйдет? Ассенизатор? В крайнем случае, водовоз. Ты хочешь мне что-то возразить? Я тебя слушаю. Только покороче.
— Вот тебе покороче. Ты деспот, Костя, — говорю я, — мелкий тиран и враг человечества. Если бы я был сатирик и вообще поэт, я бы написал про тебя прыщавым языком плаката.
