— Нельзя же быть таким зубрилой, — говорил он. — Стихи надо заучивать. А теоремы не надо. Ставлю тебе четверку. Ты знаешь, за что? Нет? А ты подумай.
Вообще-то Славка действительно зубрит. Я видел один раз, как он готовит историю. Читает, читает одну страницу пока не выучит наизусть. А потом читает другую страницу.
— Садись со мной, — сказал Славка. — Мне со Светкой надоело. Трепануться на уроке — и то нельзя. Слушай, а это правда, что твою девушку Лигия зовут? Редкое имя какое! Верно? Ты пригласишь ее к нам в школу на вечер?
— Посмотрим.
Васька был страшно доволен, что я сел за его парту.
— Я в этом году не буду спать, — сказал он. — Совсем. Нисколько.
— Летом выспался?
— Да нет, — сказал он, — дело не в этом. У меня, понимаешь, отец запивал. Нелады у них с мамой были. А теперь Саша их помирила. Помнишь Сашу?
— Еще бы!
— А ты был потом еще в парке?
— Нет, а что?
— Сняли этот портрет.
— Жалко, — сказал я.
— Почему? Плохой же портрет, — сказал Васька. — И надпись дурацкая. Там должно быть написано не «зверски погиб от руки кулаков», а «зверски убит кулаками». Понимаешь? Я им так и объяснил.
— Кому?
— Ну этим, которые там работают.
— Ох и чудак же ты, Васька!
— Почему это я чудак?
— Да уж не знаю почему. По природе, наверное. Как ты думаешь, с кем Светка сядет?
— Со Славкой, конечно. С кем же еще?
Светка Мокрина очень хорошо учится. А кроме того, в школе ее считают самой красивой и самой талантливой. Она пишет стихи. Со Славкой они дружат уже несколько лет; вместе ходят в школу и из школы, иногда вместе готовят уроки и всегда сидят за одной партой.
— А тебе нравится Светка? Слышишь, что ли?
Но Васька не слышит.
— Что-то долго звонка нету, — говорит он. — У нас какой первый урок?
— Математика.
— Значит, сейчас директор придет.
И действительно. Не успел Васька это сказать, как дверь с шумом открылась и в класс мелкими быстрыми шажками влетел Гришенька, а следом за ним вошел какой-то важный, совсем не учительского вида человек, в больших темных очках и в черном костюме.
Все-таки Васька удивительно тупой человек. Он никак не может сообразить, что очкастый — это вовсе не Яков Борисович.
— Я, я! Можно мне?
— В чем дело, Плотников? Тебе что-нибудь непонятно?
— Да нет, Леонид Витальевич, — говорит Васька. — Мне все понятно. Только мне кажется, что эту задачу можно решить проще.
— А разве я решил сложно?
— Нет. Но можно еще проще.
Тут очкастый всегда начинает злиться, но еще нарочно говорит вежливо и даже улыбается.
