Мир открывается настежь | страница 61
— Крестьян от земли оторвали, в шинелки нарядили, а бабам да ребятишкам с голоду пухнуть? На кой ляд им чужая земля; свою бы пахать…
Мы кричали и спорили долго. Рыжеусый солдат с темным дубленым лицом стоял истово, истуканом: хоть пушкой стреляй, не шелохнется.
На другой день на посту был корявый парень с пушком над губой. Этот повернулся к нам левым ухом, будто рассматривая улицу. «Клюет», — решили мы.
Через некоторое время у дверей опять очутился рыжеусый. Теперь он глядел на нас, даже чуточку подался вперед. И когда на пост стали выходить по двое, мы поняли: солдат проняло.
— Приходите-ка, братцы, на пустырь табачку покурить, — пригласил я однажды.
— Вечером будем, — откликнулся корявый парень, глядя в сторону.
Пустырь, где был огород столовой, отделялся от дома плотным забором. Под этим-то забором мы и устроились на пожухлой траве. Под ногами ползали букашки с синими спинками; бабочка-капустница прыгала над кособокой ромашкой, никак не решаясь присесть; кое-где подымалась картофельная ботва, сиротливо созревшая в затоптанной земле. Мы обсуждали заводские новости, волнуясь, ждали.
— Почтеньице, — вдруг послышалось за забором. — Выходить опасно, так подымим.
В узкой щели виднелось что-то серое, потом мигнул веселый карий глаз.
— Как про землю заговорили, разворошили во мне все, — прогудел прокуренный голос. — А уж думал: умерло.
— Скоро нам в Пруссию, — сказал кто-то. — Так вы и других так же настропалите. Полезно. Опять же, мы сразу поняли, для чего орете перед постовыми.
Мы посмеялись, разговор завязался.
Никак я не думал, что скоро, совсем скоро властно позовет меня к себе тот мир, о котором напомнил мне на прощанье отец.
В доме Морозовых война всполошила всех, но фронт никому не угрожал, и житейские заботы быстро втянули семейство в колею обычных дел. Приближались рождественские праздники. Невский проспект заливали огни; по накатанному до блеска снегу, позванивая бубенцами, бежали лошадки чухонцев; в театрах гремели знаменитости; в ресторанах визжали шансонетки; офицеры и знать Петербурга кутили, паля из бутылок во славу русского оружия. Рабочие Питера подсчитывали копейки; кое-кому думалось: не в последний ли раз встречаем новый год? Забулдыги и сорвавшиеся с железки мастеровые опухали в кабаках.
Морозовы решили отметить праздники по-семейному, как всегда, без особых затрат. Пригласили и меня.
Лиза была сверх меры оживлена, хлопотала на кухне, в гостиной, то и дело обсуждая с матерью и Анной, как лучше накрыть стол, какие закуски куда поставить. Я обеспокоился, уж не ждут ли они кого-нибудь.