— Ну, если вы такие сговорчивые, — с доброй улыбкой заметил Фримль, — тогда я вас сведу с надпоручиком Владо.
— Кто такой Владо? — насторожился Николай.
— Командир партизанского отряда. Этот знает, когда действовать, а когда и подождать. Могу сегодня отвести одного для связи с ним.
— Ведите меня! — вызвался Николай.
Августовская ночь над Прашивой, плоской вершиной Низких Татр, была теплая, тихая. Звезды на темно-синем небе мигали наперегонки. И ярче всех горела та звезда, по которой чабан Лонгавер определял время. Вот она зашла за березки, окаймляющие лысую макушку горы, запуталась в их зеленых косах. Значит, два часа. Бача вынул из кармана свои большие старинные часы. Точно. Скоро придет связной от Владо.
Где-то далеко, со стороны Ружомберка, послышался гул самолета. Сначала он то утихал, то усиливался. Потом стал явно нарастать.
«С востока. В полночь. Наверное, советский», — подумал старик.
Вибрирующий гул все усиливался. И вот самолет уже здесь, над Прашивой, как будто даже снижается.
«Может, хочет сесть? — потешил себя мечтой старик. — Наша голя ровная и большая, как аэродром».
Лонгавер уже слышал о десантниках, которых выбрасывают Советы на востоке Словакии. Там и партизанское движение сильней — есть вокруг кого объединяться. А сюда не долетают. Возле Попрада советский самолет сбросил парашютистов, а потом и сам сел на костры, которые зажгли приземлившиеся десантники. Целый день его охраняли партизаны. А ночью он забрал раненых и улетел.
Где только приземляться возле Попрада? Тут на любую голю опускайся, как на аэродром.
Голи — характерные для Низких Татр горы с округлыми лысыми вершинами, поросшими мелкой травой — лакомым кормом овец. На Прашиве же, где бача Лонгавер половину своей жизни провел с отарой, — не просто голя, а целое плато, поднятое природой на полуторакилометровую высоту. Обычно крутые склоны таких плешивых вершин сплошь покрыты лесом. Вокруг Прашивой — лес особенно густой, труднопроходимый.
«Знали бы об этом советские партизаны, обязательно спустились бы…»
Самолет пронесся над лесом, окружающим Прашиву, так низко, что листья на березах затрепетали, закрыли звезду Лонгавера. И тут же самолет взмыл, стал быстро набирать высоту.
Старик подбросил хворосту в костер, в котором чуть тлело несколько головешек.
«Скорее поднять огонь, осветить голю. Летчик увидит, какой тут аэродром создала сама природа, и сядет», — думал чабан, раздувая костер.
