Широка страна моя родная!
Голоса их все крепли, набирали силу. Партизаны, сами того не заметив, обнялись и раскачивались в такт песне.
Вдруг Николай смолк. Схватил автомат, подбежал к оконцу.
— Ребята! — бросил он и выскочил за дверь.
Этого слова было достаточно: все в один миг оделись и с оружием кинулись к выходу. Но Николай, приоткрыв дверь, успокоил:
— Он.
Все снова уселись к приемнику. А Пишта начал подогревать кофе.
Он — это значит горар Фримль.
Но он вошел не один. Привел с собой худого, истощенного человека. Оба промокли, замерзли.
— Ну, лесовики, сегодня поменяемся ролями, — после короткого приветствия сказал Фримль. — Переодевайте, кормите нас, помогите обсушиться.
Приемник выключили, «сынки» бросились помогать промокшему Фримлю и его спутнику.
Когда гости переоделись и немного отогрелись горячим кофе, начали знакомиться с новичком. Он первым назвал себя:
— Лацо Газдичка.
— Газдичка? — удивился Николай. — Почему ж так несмело? Если Газда, по-вашему, хозяин, то почему только газдичка?
Гость принял шутку. Весело закивал и ответил, что газдой его назовут тогда, когда он со всем трудовым народом станет действительно хозяином своей страны.
— Вот это верно! Это по-нашему! По-пролетарски! — обрадовался Пишта.
— Ну, раз ты так говоришь, — улыбнулся Газдичка, — тогда нам с тобой до конца по пути! Разделаемся с фашистами, а заодно и с богатеями.
После этих слов все почувствовали, что в их жилье прибыл свой, родной им по духу человек.
А тут Фримль еще добавил, как печать поставил:
— Соудруг Газдичка коммунист. Он бежал из-под расстрела.
— Коммунист? — как-то недоверчиво переспросил Мятуш. — Ну тогда скажите нам, когда же союзники откроют второй фронт. Уж вы-то должны знать!
— Об этом мы еще поговорим. Разговор будет долгий и серьезный. — Лацо закашлялся, побледнел. — А пока что, соудруг Мятуш, подумай, кто американским миллиардерам роднее: капиталисты или большевики?
Старожилам колибы особенно понравилось то, что новичок запомнил имена всех и в разговоре обращался к каждому в отдельности. Видимо, это была профессиональная черта.
Вот и теперь пожилой словак Мятуш, которого до прихода Лацо все считали молчуном, охотно беседовал с новичком.
— Но ведь по договору они все же обязаны открыть второй фронт, — настаивал Мятуш. — Выгода выгодой, а уговор дороже денег.
— По договору Германия не должна была нападать на Советский Союз, а вот ведь вломилась, — вздохнул Газдичка. — Договора им служат только для того, чтоб обнадежить и обмануть.
