— Правильно! Вот если б найти кого из того края, чтоб рассказал, как там… — вздохнул крепыш.
— Вон он, мадьяр, — кивнул Вацлав на самого молчаливого среди собравшихся черноголового юношу. — Он оттуда, а спроси его, так ответит, что партизана и за километр не видел…
— Он вообще какой-то! — хмыкнула Власта.
Мадьяр сделал вид, что не придал значения этому оскорбительному для него разговору.
— Эй, ты, тудом, тудом[4], — обратился к нему Вацлав, знавший по-венгерски только одно это слово.
— Да чего ты мне тудомкаешь? — ответил чисто по-словацки мадьяр. — Я вырос-то среди словаков!
— Ну, не сердись. — Вацлав дружелюбно положил руку на плечо мадьяра. — Ты из-под Кошиц?
Тот кивнул утвердительно.
— Там у вас самый партизанский край. Неужели ты не видел хоть одного настоящего партизана?
— Что ты спрашиваешь, Вацлав? — с досадой вмешался Петраш, который вел себя так же скромно и тихо, как мадьяр. — Если б ты там был, что бы ты сейчас сказал?
— Я? Если б я видел живого, взаправдашнего партизана? — переспросил Вацлав. — Да я бы вам рассказывал день и ночь.
— Тебе гардисты показали бы! — усмехнулась Власта.
— А уж что из семинарии исключили бы, так это как дважды два — четыре! — поддержала ее Божена.
— Знаете что, идемте-ка мы отсюда подобру-поздорову! — предложил Вацлав. — Пусть теперь другие почитают.
Но уйти так просто им не удалось. Распахнулась дверь гимназии — чуть не сорвалась с петель, и выбежал директор, злой, раскрасневшийся от трехэтажного подбородка до совершенно лысого затылка. За ним каракатицей катился жирный фарар. Оба начали быстро срывать ногтями листовку. Причем фарар загнал занозу под ноготь и взвизгнул, кусая палец.
— Эй, ты! — крикнул он Петрашу, который направился было во двор семинарии. — Сдирай! Ваших отцов дело! Пан Седлак, — обратился он к директору. — Всех надо собрать для внушения!
— Не расходиться! — рявкнул директор.
Листовка была наклеена хорошим клеем, и сорвать ее никак не удавалось. Петраш медленно, будто он собирался на какое-то совсем неспешное дело, отыскал острый камень на мостовой и, подойдя к доске объявлений, начал соскребать бумагу. Когда с этим было покончено, директор увел за собою всех, кто читал листовку. Усадив в приемной, стал по одному вызывать в кабинет. Начал он с девушек, вызвал обеих сразу. А Петраш подсел к товарищам, которые молча ждали вызова.
— Ребята, ни слова о том, как говорили о партизанах! Помните: все мы читали и возмущались тем, что дирекция позволила наклеить такую бумагу. А девочки только что подошли. Я их успел предупредить…
