Прошка, стоявший возле, сучил ногами, потеряв от страха дар речи.
— Ты чего, Прош? — заметил его приплясывание Никитка.
— Н-нельзя без пушки… У-убьет… — зазаикался тот, не сводя выпученных глаз с отливающего желтым блеском, надраенного песком длинного цилиндра.
— Ништо! Я счастливый!
— Снаряд, к-когда из пушки стреляет, тогда ничего… А к-когда без пушки…
— Ври больше! — проворчал атаман, недовольный Прошкиным отговором. Однако тоже опасливо поглядел на грозное оружие, задумался.
Прошка, пользуясь замешательством командира, торопливо предложил уложить снаряд на костер, нацелив его на березу, а самим залечь в овраг и смотреть, как снаряд будет взрываться. Предложение было заманчивым: исключало серьезную опасность, а главное, спасало честь атамана, ибо отступать от намеченного он считал трусостью и позором. Никитка долго соображал, чесал за ухом и наконец сдался.
Спустя десять минут все уже сидели в овражке, издали наблюдая за тем, как огонь все больше охватывал лежащее на хворосте длинное тело снаряда. Наступившую зловещую тишину нарушали только легкие потрескивания сучьев да птичий гомон. Но вот сушняк занялся дружно, и пламя и дым окончательно поглотили снаряд. И тут случилось непредвиденное: костер неожиданно рухнул, взметнув серый столб дыма и пепла, черная круглая головка снаряда на мгновение показалась в огне, повернулась в другую сторону от березы и снова исчезла, а следом оглушительный взрыв разметал и костер, и лежавший возле него свежий хворост. Все восемнадцать голов, торчавших из-за укрытия, сдуло ветром. Еще через несколько секунд второй, более резкий, но приглушенный расстоянием взрыв донесся откуда-то из поселка.
Первым опомнился Никитка. Бледный даже сквозь густой смуглый загар, он высунул вихрастую голову, очумело огляделся вокруг и только тогда выскочил из овражка. Там, где пылал костер, чернела одна вспаханная земля — и ничего больше.
— Вот да-а! — выдохнуло сразу несколько глоток.
Прошка, осматривавший вместе со всеми недавнее «поле боя», подавленно заключил:
— В затон улетел. Может, еще поранило кого, бежать надо.
Этого было достаточно, чтобы вся «гвардия», забыв о своем атамане и не сговариваясь, бросилась врассыпную. И только один Прошка, трусливо озираясь и дрожа всем своим хлипким телом, преданно оставался возле понуро стоявшего над пепелищем Никитки, не смея ни окликнуть его, ни сдвинуться с места.
7
Целых две недели Денис не решался навестить Марфу и Верочку: во-первых, все еще давала знать отцовская оплошка с «союзом», во-вторых, ждал получку, чтобы хоть на этот раз явиться в гости не с пустыми руками, утаив несколько керенок на гостинцы. Не может же он, Денис, не отблагодарить добрых людей за постоянные угощения и ласку, особенно тетку Марфу: и ест впроголодь, и ходит в старье — все на Верочку! Сама-то уже и с лица спала. И на сердце жалуется…
