6
Вызвав условным свистом из церковного дома Прошку, Никитка увел его в Глебучев овраг и поделился с ним своей мыслью. Тут же оба обдумали, как и кому лучше переадресовать «Известия», и Прошка аккуратно, каллиграфическим почерком настрочил заявление. Никитка внимательно выслушал текст, остался им очень доволен, но концовку продиктовал другую, с любимыми отцовскими словечками: «для просвещения в мировом масштабе попов и протчую гидру».
В тот день, когда отец воевал с оставившей его без газет почтой, Никитка вел свое «войско» на Соколовую гору. Бледное, отощавшее за целых полтора года беспорядков и голодовок босоногое войско едва поспевало за своим вожаком, карабкаясь на крутой глинистый склон, скатываясь, цепляясь за голые кусты и обнаженные корневища. На горе Никитка объявил большой роздых, насмешливо оглядел разом повалившихся на пригретую солнцем землю, измученных долгим подъемом ребят.
— Прошка, давай!
Прошка тотчас снял с плеча школьный ранец и, тяжело дыша и отдуваясь, передал его атаману. Никитка по-хозяйски раскрыл ранец, выволок из него несколько засаленных свертков, с десяток крашеных яиц, столько же просвир и даже небольшой, облитый белой глазурью настоящий пасхальный кулич.
— Вот да-а! — изумился атаман. — Ай да Прошка! А где нож?
Прошка открыл, подал ему складник.
— Сочти! — приказал Никитка. И стал развертывать бумажные свертки с ветчиной, курицей, жареными рыбьими тушками, розовым свиным салом.
— Семнадцать, — доложил Прошка.
— С тобой?
— Нет, я не в счет, я завтракал.
— Ладно.
Никитка вернул хозяину пустой ранец, разложил на землю на бумаге снедь и начал сосредоточенно, не спеша делить Прошкино богатство. Голодная «гвардия» затаив дыхание следила за каждым движением черных от загара рук своего командира, и только польщенный похвалой Прошка равнодушно щурился на залитый солнцем далекий город, на сверкающую полыньями и заберегами широкую Волгу.
Покончив с Прошкиным угощением, «гвардия» рассыпалась по Соколовой горе в поисках винтовочных гильз — зимой здесь было стрельбище гарнизона, — оглашая пустынное плато смехом, криками и радостной перекличкой. Прошка, по обыкновению, принимал в свой ранец богатый «трофей» и вел учет.
Неожиданно восторженный крик привлек внимание ребят, сбил их всех в одну кучу: в овражке, размытом недавним потоком и еще окончательно не просохшем, торчала из тины огромная снарядная гильза, позеленевшая от времени и влаги.
— Бонба, — неуверенно произнес кто-то.
