Так, видимо, ничего и не добившись, офицер круто развернул скакуна и умчался к своим, скрылся за баррикадой. И в тот же миг раздались частые ружейные выстрелы, громко вскрикнул и покатился с вала раненый красногвардеец. Пули с воем вгрызались в ящики, бревна, откалывая щепу, жикали над самым ухом оцепеневшего от неожиданности и страха Дениса. Загремели ответные выстрелы, оглушительно и дробно застучал где-то под деревом пулемет. Денис вскрикнул, мигом слетел с дерева и угодил в руки перетрусившему за него солдату.
— Целый ли, сынок? Ахти, господи, несчастье какая! Дурень я, дурень, этакого мальчонку на убивство послал, прости ты меня заради бога…
Он прижал к себе все еще не опомнившегося Дениса и ругал себя, и думских разбойников, и своих ротозеев, доверившихся бандитам.
— Ах, сволочи, ах, бандиты! Немчура, бывалоче, вот этак же в окопах сидит, нашу гармошку слухает, а в какую минуту зачнет пулять — куды гармонист, куды гармошка… Ах ты же, мать честная! Ну, чего дрожишь, теперича не опасно. Ишо трошки потешатся и замолкнут — чего пули зазря в темень пулять, баловство только.
И действительно, перестрелка затихла так же внезапно, как и началась. В наступившей тишине стали отчетливо слышны стоны раненых и голоса команд.
— Куды ж ты таперича подашься, сынок? — устраиваясь поудобней рядом с Денисом на ящике, снова заговорил солдат. — В домишко бы какой тебе попроситься, альбо к твоей тетке Марфе вертаться. Чего делать-то будем?
Денис и сам не знал, что ему теперь делать. Уйти отсюда, искать пристанища — а где такое, если на улицах одни вооруженные люди да перестрелка? Домой — далеко и опасно, вернуться ни с чем к Верочке — стыдно…
— Так что давай, сынок, вечерять будем. Куды тебе на ночь-то глядя. А утречком оно видней будет. Давай кушай, милый, что бог послал.
Он снял, расстелил скатертью опорожненный вещевой мешок, разложил на нем два зачерствевших ломтика хлеба, две луковицы, тряпицу с солью и предложил Денису половину своего скромного ужина. Денис, сытно поужинавший у Стронских, отказался:
— Я сытый, дяденька Степан, кушайте на здоровье.
— Ласковой, — довольный, заметил солдат. — Вот и Тишка мой такой же был, хошь и бойкой, — добавил он, и курносое, поросшее щетиной лицо его осветилось нежной отцовской грустью.
Денис чутким нутром своим понял печаль солдата и, минуту поколебавшись, извлек из кармана несколько теплых еще пирожков, положил на «скатерть».
— Угощайтесь, дяденька Степан. С мясом.
