Красногвардейцы стали попадаться все чаще. Среди них, по одному и даже целыми небольшими отрядами, стояли или куда-то торопились солдаты.
До думы оставался всего какой-нибудь квартал, когда Денису преградила путь огромная баррикада из бревен, телег, набитых землей мешков и всякой домашней утвари. Посреди этого грозного вала, на самом его гребне, слегка развевалось пробитое и порванное в нескольких местах красное знамя. И здесь, на баррикаде, на отрезанной ею улице сидели и двигались те же красногвардейцы и солдаты. Денис с отчаянием глядел на это скопище людей и преградившую ему путь баррикаду, тем более что сумерки уже сгущались над городом и надо было спешить с посылкой.
— Ты чего ищешь, сынок?
Денис вздрогнул, но, увидав добродушное курносое лицо старого солдата, успокоился, заученно, по-детски залепетал:
— Домой, дяденька. Вот гостинец мамке несу. Хворая она, мамка-то, так ей тетка Марфа гостинец послала. Утресь еще ходил, никого не было…
— Это как не было? — перебил курносый солдат. — Почитай, с той ночи стоим, ишо и стреляли трохи.
— Так я в тое утро ходил, дяденька, — поспешил вывернуться Денис. — Еще в тое, в тое…
— Третьеводни, значит? — уже мягче переспросил солдат, и лицо его приняло прежнее добродушное выражение. — Экий же ты бестолковый, сынок. Третьеводни, а ты: утресь. Утресь — это седни, выходит, а то — третьеводни, понял? Где у тебя дом-то?
— А вона там, дяденька. — Денис показал в сторону городской думы. — Как же мне теперь, дяденька?
Солдат посмотрел на баррикаду, куда показывал Денис, удрученно вздохнул.
— Вот и штука. Пройти туточки никак невозможно. Может, завтра ишо — это как бабка надвое скажет, — а седни нет, невозможно. Утресь — вот видел? — пулей царапнуло. — Он приподнял папаху, обнажив полотняную повязку с запекшейся на ней кровью. — Чуток правей бы — и поминай, господи, раба твоего Степана. Утресь и было, а ты… Третьеводни, понял?
Неожиданный шум и крики на баррикаде отвлекли внимание солдата. Люди полезли на вал, смотрели куда-то вниз по другую его сторону, над чем-то весело смеялись, кричали.
— Слазь-ка, погляди, чего там такое, сынок, — попросил солдат Дениса, указав ему на стоявший рядом старый кряжистый тополь. — За вещицу не сумлевайся, я ее пригляжу. Слазь, милый.
Денис нерешительно передал драгоценную ношу солдату, кошкой взобрался на дерево, глянул на баррикаду. На безлюдной, усыпанной желтыми листьями булыжной мостовой лихо гарцевал на гнедом белоногом коне молодцеватый офицер. В левой руке он держал поводья, а правой, с зажатой в ней плетеной нагайкой, размахивал перед сидящими на валу весело горланящими красногвардейцами (солдаты вели себя солидно) и тоже что-то выкрикивал им, но за хохотом, свистом и улюлюканьем нельзя было разобрать слов. А дальше, где должна была находиться дума, высилась такая же баррикада и на ней тоже стояли и двигались люди, разглядеть которых мешали сумерки.
