Веселое оживление, переглядки, дружеские тычки. Хлопнула дверь, и вместе с морозным клубом в общежитие вошел Санин.
— Чапурятся. Сечас придут.
— Молодцы девушки. А вот вы, кавалеры хорошие… Что же вы свое рабочее общежитие так загадили? Вы же не у кулака-мироеда батраками, вы же теперь наш великий рабочий класс! Так что же вы честь вашу рабочую…
Однако досказать товарищу Раисе не пришлось: снова захлопала дверь, застучали подбитые железками каблуки, и в хлынувшем в проход сером тумане проглянули девичьи смешливые лица.
— Милости просим, девушки! — позвала их от стола товарищ Раиса. — Сюда, сюда!
Девчата мялись, хихикали, фыркали в носовые платки, перешептывались, толкая друг дружку, и, напустив на себя строгость и независимость, с достоинством проходили вперед, пристраивались к свободным от людей стенам. Подходили еще: парами, тройками, целой гурьбой. Круг ширился, раздавался, уходя в сумрак. Товарищ Раиса, приветствуя и одобряя девчат, гудела:
— Ай, девоньки, ай, молодцы! Да какие же вы красавицы, право! Гармонист, а ну, нашу, саратовскую! Плясать буду!
Круг отступил еще, замер в неистовом любопытстве. Гармонист не спеша приладил ремень, прошелся, будто настраивая, по ладам-пуговкам и вдруг рванул мехи, оглушил переборами. Товарищ Раиса тряхнула головой, руки в боки и…
— Молодец! Молодчина! А ну, подбавь! А ну, шибче! — И пошла, притопывая, по кругу. Выхватила на ходу у зазевавшейся дивчины платок, повела им зазывно в воздухе, как завзятая танцовщица.
— Стол! Стол! Места мало! А ну, подбавь!..
Замелькали в яловых сапогах сильные ноги, заиграли, дразня зрителей, ловкие плечи, девичьи высокие груди, и сама она, прямая, стройная, встряхивая гордо вскинутой головой, плыла мимо восторженных и веселых, завистливых и стыдливых глаз…
Эх, мы на острове скитались,
На Зеленом острове,
Эх, щавелем-травой питались,
Что там было, господи!..
Эх, мне до дому далеко —
На конец Саратова,
Эх, мне извозчиков не надо,
Дайте провожатого!
Денис видел, как Санин, не сводя пылающих глаз с плясуньи, неистово хлопал в ладоши, как азартно притопывал стоящий рядом с ним рыжий парень, как исподлобья горели завистными огоньками глаза девчат и ноги их, в сафьяновых, хромовых сапожках — откуда и взяли! — сами по себе выделывали коленца…
Эх, я по бережку гуляла,
Бережку высокому,
Эх, не гуляла — прижималась
К парню черноокому…
И вдруг выхватила из круга Ивана, потянула его к себе. Тот словно только и ждал этого. Топнул сапогом, гикнул — и пошел вокруг плясуньи вприсядку. Вокруг захлопали, закричали:
