— А какой я? — еле пролепетал тот, поняв, к чему клонит разговор товарищ Раиса.
— А какой я? — передразнила она. — Тютя ты, размазня с пролетарским званием, вот какой ты, Луганов! Жизни в тебе никакой, хоть, бывало, и старался вроде. В другом зато горяч. Кстати, что у тебя вышло с Марковой? Из нее тоже жил не вытянешь много. Ну, опять покраснел, что маков цвет… Рано тебе еще влюбляться, парень. Ей пора, а тебе рано, ясно? Я ведь все поняла, что и почему у вас вышло. Ты извинись перед ней, она девка славная, боевая. Ты еще мизинца ее не стоишь. Не бойся, перед людьми тебя срамить не стану, а извиниться прошу. Это по-честному, по-нашему будет. Есть?
— Есть, — едва слышно пролепетал Денис.
— Не громко сказано. Значит, еще полностью не осознал. Ты не злись на меня, я ведь по чистой дружбе тебе… Ну, да ладно. Теперь о клубе. Ведь ты даже не просил директора помочь, с молодежью как следует не поговорил. Как же это?
— Я просил…
— Так не просят. У него своих забот… Ты требовать должен! От имени комсомола действовать! Тебе комсомол такое дело доверил — как же ты посмел его поручение не исполнить? Трепачами перед молодежью нас выставил? — налился, загудел бас товарища Раисы. — Ты же меня теперь в трудное положение ставишь! Как я второй раз с людьми говорить должна, если мы их обманули! Это не только клуб, это — политика, понял! По-ли-тика! Комсомол приказал — действуй! Не понимают — втолкуй! Мешают — руби! Вот как выполняют комсомольские поручения!
Выпалив это, она снова откинулась на резную спинку и уже улыбчиво уставилась на Дениса.
— Вот сейчас Иван Сергеич придет, все вместе в общежитие сходим. Деревню-мать на добрые дела поднимать надо. Вон ее к вам сколько понаехало, надо из них, куркулей, рабочий класс делать, твое-мое выбивать, к общему прививать вкусы! Мы их не организуем — эсеры, меньшевики постараются. Слыхал, наши Пермь Колчаку сдали? А кто — все эта меньшевистская сволочь продает нас. ЦК расследование назначил, кто там в армии воду мутит, разберутся. Что ж мне, тоже тут у нас разбираться? Эх, Луганов, Луганов, как бы ты мог помогать нам, а ты вона куда ударился. Рано тебе еще в папаши, милок, все твое еще впереди, а пока… Ну, давай лапу, родной, и набирайся огонька, понял? Настоящего, комсомольского.
Она замолчала, дружески глядя на пылавшее осунувшееся лицо Дениса, словно стараясь прочесть в его глазах: правильно ли он понял ее упреки, не обиделся ли и не затаил ли злобу?
