В приоткрытую дверь проникало утреннее спокойствие, которым веяло от газона, от синеющей за ним неподвижной водной поверхности бассейна. Весь сине-зеленый простор чуть волнистой земли словно бы проникал в их тихий дом, делая его еще более уютным, и Луи вдруг подумал, что, в сущности, злиться не на что, что все в порядке, все «о’кей» и незачем сердиться из-за пустяков ни на дочерей, ни на Харви.
Джил ходила вокруг бара, каждый раз мимоходом брала кусочек сыра и, почти не жуя, проглатывала его.
— Толстуха! — шлепнул ее по заду отец.
Джил улыбнулась затуманенными от сна черными глазами, и он опять вспомнил Бетси.
И вправду, где она пропадает?
Он нажал кнопку часов. До встречи с Филом и Кардуно оставалось еще много времени.
— Девочки, Харви, давайте быстрее! — бодро воскликнул он. — Садитесь за стол!
Он почувствовал во всем теле легкость, необыкновенную легкость, и смутное нетерпение охватило его. И еще — желание есть, которое пробудил в нем запах бекона, свежемолотого кофе и поджаренного хлеба.
— А мама? — вызывающе крикнула Джесси.
— Мама сейчас придет! — сухо сказал Луи.
Он знал, что Эйкрил не задержится больше необходимого, что она покажется в коридоре между спальнями, как всегда, бесшумно, спокойная и углубленная в себя, даже чересчур серьезная, и только два румяных пятнышка на узких скулах будут выдавать только что удовлетворенную страсть.
Неся тяжелую блестящую сковороду, Джил прошла мимо бара. За ней вышел из-за стойки Харви, и Луи заметил на его пальце запекшуюся кровь.
— Харви!
Мальчик спрятал руку за спину.
— Сядь!
Харви сел на свое обычное место, справа от отца. Дочери обычно садились рядом: сначала Джил, потом Джесси. На стул напротив него последней садилась Эйкрил.
— Возьми нож, Харви!
Мальчик озадаченно посмотрел на отца холодными голубыми глазами, потом повернулся к бару.
— Нож и сыр!
Джил, которая еще не успела сесть, услужливо положила перед Харви доску с сыром и изогнутый нож с двумя поперечными бороздками.
— Режь!
На тарелках было достаточно сыра — не в привычках Эйкрил было ставить на стол еды больше, чем нужно.
— Можешь ведь?
— Могу! — оживился Харви и, прижав левой рукой крепкий кусок сыра, провел ножом по его маслянисто-пористой стенке.
Один продольный разрез — и на стол, изгибаясь, падал полупрозрачный ломтик.
— Могу! — повторил с каким-то злорадным торжеством мальчик, и Луи подумал, что если природа лишила его ловкости, зато щедро наградила честолюбием.
— Ты настоящий мужчина, Харви! — сказал он тихо. — Ты становишься настоящим мужчиной, и прошу тебя, никогда об этом не забывай!
