— Я тебя спрашиваю, Харви! — настойчиво повторил Луи.
— Он хотел нарезать сыр и поджарить бекон! — порывисто ответила черноволосая Джесси. — Но он такой неуклюжий! Нож не умеет держать в руках!
— Могу! — озлобленно крикнул Харви. — Могу!
Луи на секунду прикрыл глаза. Он не хотел сердиться, но ярость снова охватила его.
В душе поднималась противная жалость к мальчику, которого дочери постоянно, с какой-то неистощимой энергией дразнили. Они были уже большие девчонки, под хлопчатобумажными майками выпирали груди, толстые ляжки обтягивали джинсы с широкими, обтрепанными по краям штанинами. В колледж они ездили то на школьных красновато-оранжевых автобусах, то Эйкрил привозила и увозила их на своем белом «шевроле». А они все искали предлогов не посещать занятия. И его уже несколько раз предупреждали, что видели, как они шляются по грязным дневным барам в обезлюдевшем и запущенном центре города, как в полдень, в самую невыносимую духоту и жару, расхаживают по пыльным пустынным улицам мимо давно запертых магазинов и покинутых жильцами домов в компании черных и белых девушек и парней, которые, как точно было известно, употребляли наркотики.
Он не был уверен, что Джил и Джесси тоже уже пристрастились к наркотикам, но полагал, что это рано или поздно случится — больше того, он ждал этого, но ничего не предпринимал, чтобы предотвратить, да и что он мог предпринять, как он мог справиться со своими детьми, хотя они были его плоть и кровь. Если и было что-то, чего Луи не выносил, то это были дочери — весь их внешний облик, их манеры. Он хотел бы, чтобы Харви обладал тем, чего лишила его природа, наградив в избытке сестер, словно уже одним своим появлением на свет они отняли у него бодрость, жизнерадостность и крепкие нервы, столь необходимые настоящему мужчине.
— Выйди оттуда, Харви! — ласково сказал Луи. — Твое место не там!
— Он сам захотел, папа! — снова заговорила Джесси. — Он любит делать мамину работу, если она занята!
Рассеянная, полусонная, с голыми руками и просвечивающим под майкой розоватым телом, Джил снисходительно улыбалась.
Луи снова прикрыл глаза, чтобы не вспылить, не поддаться гневу.
Он любил Харви и по мере того, как с годами все больше внутренне отдалялся от дочерей, возлагал все надежды на сына, хотя сын уродился в мать, а дочери походили на него.
На подкове бара желтел большой кусок твердого ноздреватого сыра; от такого куска Эйкрил по утрам отрезала тоненькие, изгибающиеся под лезвием ножа ломтики. Сыр, горячий подрумяненный бекон, фруктовый салат из крупно нарезанных грейпфрутов, апельсинов, бананов, мандаринов и в заключение кофе, крепкий кофе почти без сахара, неизменно подавались по утрам на стол независимо от того, что еще приготавливали на завтрак Эйкрил и девочки.
