Толстяк | страница 26



— Научишься, — ободрил меня Яцек. — Только бы не разнес до этого велосипед.

Я завидовал той легкости, с какой он вскакивает на седло и мчится на нашем скакуне — сам же себе казался тяжелым и неуклюжим.

— Брюхо вон какое отрастил, — заметил Яцек. — Все время только жрешь и жрешь.

— Отвяжись, — пробормотал я в ответ. — Через две недели буду ездить не хуже тебя.

— Тогда давай тренируйся. А я пойду помогу матери развесить белье. У нас сегодня стирка.

Я остался один. Внимательно приглядывался я к велосипеду, провел рукой по красной раме, потрогал блестящий никелированный руль. Великолепная машина, совершенно новая, просто не верилось, что она наша. Неужели я когда-нибудь научусь ездить на нем так легко и свободно, как Яцек?

Я снова взгромоздился на приставленный к забору велосипед и сильно оттолкнулся. Тут я открыл, что ехать легче, если глядишь не на колесо, а просто вдаль. Получалось значительно лучше — мне удалось докатить до калитки и там соскочить. Впервые дело обошлось без падения.

Я катил велосипед обратно к забору, и тут в калитке появился милиционер. Остановившись, он глядел на меня. Меня охватил страх. Милиционер наверняка все уже знает о велосипеде и пришел сюда, чтобы арестовать нас. Весь внутренне сжавшись, я покорно ждал, когда он позовет меня.

Но он молчал. Более того — постояв с минутку, он повернулся и вышел на улицу.

Я решил расставить все точки над «и». Так мучиться дольше казалось мне невыносимым, решение пришло неожиданно, а посоветоваться с Яцеком у меня не было возможности.

Я пустился вдогонку за милиционером.

— Извините, пожалуйста! — окликнул я его.

Он обернулся и с удивлением поглядел на меня:

— Что тебе?

— Мы этот велосипед нашли… в подвале… его немцы бросили. — Это не вполне соответствовало истине, и теперь я не смел посмотреть милиционеру в глаза. — Он был разобран, мы с другом собрали его… И вот — катаемся.

Милиционер усмехнулся, внешне он немного напоминал моего отца — доброе, очень спокойное лицо со множеством мелких морщинок на лбу.

— А у тебя был когда-нибудь велосипед? — спросил он.

— Был, когда я еще был маленьким. Еще до войны. На трех колесах…

— И куда же он делся?

— В наш дом попала бомба. Тогда там все сгорело. И велосипед тоже.

Милиционер потрепал меня по плечу, а потом провел ладонью по волосам.

— Ну что ж, в таком случае немцы задолжали тебе велосипед, — сказал он. — Только нос себе не расквась на поворотах. Жми на педали, молодой человек.

Он снова усмехнулся и, лукаво подмигнув мне, пошел. Я вернулся во двор уже успокоенным, более того — счастливым. С души моей свалилась огромная тяжесть.