Среди ночи я проснулся. Булочки не выходили у меня из ума. Они были рядом, достаточно протянуть руку. На этот раз я ел их медленно, наслаждаясь каждым куском и запивая молоком из фаянсовой кружки. Потом я задумался о своем друге Мишке. Ест ли он сейчас, так же как я, булки с ветчиной? Теперь я с удовольствием поделился бы с ним, особенно зная, что на кухне их целое блюдо.
Я все еще никак не мог поверить, что война закончилась и что мы теперь живем в Польше. Бродя по улицам я прислушивался к разговорам, ухватывал отдельные польские слова, с радостью читал вывески: «Колбасная. Францишек Козёл», «Кофе, чай, свежие пончики», «Срочный ремонт обуви». Городок наш был зеленый и белый от цветущих яблонь, в нем пахло весной, ребята гоняли голубей, запускали воздушных змеев из разноцветной бумаги.
— Мы в Польше? — в который раз допытывался я у матери.
— В Польше, сынок, в Польше.
— Значит, прав был дядя Иван…
— Какой дядя Иван?
— Волшебник.
Мать смеялась. Она была теперь не похожа на прежнюю: высоко зачесывала волосы, подкрашивала губы, носила яркие нарядные блузки.
— А война насовсем закончилась? Бомбежек больше не будет?
— Нет, никаких бомбежек теперь не будет. Фашистов разбили…
— Вдребезги разбили, — подхватил я. — Именно так, как и предсказывал дядя Иван. Он говорил, что их разобьют вдребезги.
Город, в котором мы теперь поселились, почти не пострадал от войны, разрушенными оказались всего лишь несколько домов на окраине. Мы занимали две комнаты в большой вилле. Рядом с нами жили Мирские с сыном Яцеком, моим ровесником. В помещении сторожки располагался Ганс Мюллер, высокий худой старик с щетинистыми усами. Он улыбался мне, но я никогда не отвечал ему улыбкой: Ганс Мюллер был немцем. Его внука, Клауса, мы тоже бойкотировали. Обычно он в полном одиночестве играл оловянными солдатиками, которых у него в коробке был целый полк. Несколько раз он жестом приглашал нас принять участие в игре. Яцек показал ему язык, а я презрительно отвернулся.
— Плевать я хотел на его солдатиков, — объявил я Яцеку. — Не станем же мы играть о фрицем.
— Ясно, — отозвался Яцек. — Но этот его полк мне понравился. Давай отберем.
— Как — отберем?
— А очень просто: я дам ему по уху, а ты забирай солдатиков. Понял?
— Нет, не совсем, — промямлил я. — Все-таки это его солдатики.
— Лопух! — рассмеялся Яцек. — Когда была война, фашисты все у нас забирали. Пусть теперь расплачиваются.
Солдатики мне очень нравились, но у меня все же не было полной уверенности, что мы имеем право отбирать их у Клауса.
