Карие глаза Остина были глубоко и искренне встревожены, и Робейр посочувствовал. Викарий Жироми был человеком теплоты и глубокого сострадания, но в то же время он был одним из консервативных голосов нового викариата. Робейр стремился включить как консервативные, так и реформистские точки зрения в бюрократическую иерархию Церкви, и Остин был одним из этих консерваторов. Он согласился с решением Робейра о том, что Церкви Чариса должно быть позволено уйти с миром, но ему было труднее принять мнение великого викария о том, что любая церковь, которая принимает основы Священного Писания, не может быть действительно еретической. Его причина для этого была проста — и неоспорима: по своей сути «основы» были опасно эластичным термином. Он поддержал подавляющее большинство внутренних реформ Робейра, однако отказ чарисийцев признать верховную власть великого викария, как прямого и единственного преемника Лэнгхорна на Сейфхолде, в определении правильной доктрины зашел дальше, чем он мог принять. Он мог уважать их искренность, их благочестие, силу их веры; он не мог согласиться с тем, что они могут быть правы.
— Жироми, я понимаю, о чем ты говоришь, — сказал теперь великий викарий. — Возможно, ты даже прав. Но я не могу не помочь людям, детям Божьим, я должен помогать им как Божий управляющий и пастырь в этом смертном мире. Священное Писание подчеркивает эту ответственность в каждой главе Книги Бедар и Книги Лэнгхорна. У нас нет выбора — нам не дана возможность ничего не делать для наших братьев и сестер в Боге, пока они и их дети голодают. — Его глаза загорелись, когда он вспомнил, сколько миллионов других родителей и детей уже голодали, в то время как Мать-Церковь стояла рядом. — Если единственный способ, которым мы можем это сделать, — это… координировать свои действия с Церковью Чариса, тогда я думаю, что это то, что Бог и Лэнгхорн говорят нам делать.
Внутренняя борьба Остина отразилась в его глазах, и Симкин протянул руку и положил ее на его предплечье.
— Я разделяю многие твои опасения, Жироми, — тихо сказал он. — Честно говоря, если бы я действительно понимал, с какими решениями мы столкнемся, когда нас призовут к оранжевым, я бы остался простым солдатом и побежал в другую сторону! Но мы здесь, и его святейшество прав. У нас нет другого выбора, кроме как делать все, что в наших силах.
Остин посмотрел на канцлера. Затем он медленно кивнул. Не в согласии, а в принятии.
— В то же время, — продолжил Симкин, снова поворачиваясь к Робейру, — я должен сказать, что, думаю, архиепископ Мейкел также поймет наши опасения, ваше святейшество. Я могу не сходиться с ним во взглядах по каждому вопросу, но вы не можете читать проповеди этого человека или переписываться с ним так часто, как я, и не почувствовать глубину и искренность его личной веры. Он был бы более чем человеком, если бы не видел возможности вторгнуться Церковью Чариса, но я верю, что он был бы более чем готов публично, твердо и искренне признать, что это совместная экуменическая инициатива Матери-Церкви и Церкви Чариса. Что мы вместе реагируем на гуманитарный кризис, а не ищем новообращенных… или чтобы помешать кому-либо обратиться в другую веру.
