Его голова откинулась назад в ужасных брызгах красного и серого, а его лошадь встала на дыбы, когда ее всадника резко выбросило из седла.
Он был мертв к тому времени, как упал на землю, поэтому он никогда не видел остальных пращников — их было более сотни, — которые поднялись на ноги в ответ на сигнал этого единственного выстрела. Он никогда не слышал криков, поскольку смертоносные, свистящие пули крестьян и крепостных не должны были врезаться в людей колонны капитана конницы Рувана Ньянгжи. Он так и не увидел, как волна других грубо вооруженных крепостных и крестьян вырвалась из укрытия подпорных стен, перепрыгнула через них и обрушилась на колонну. У большинства из них не было ничего лучше переделанных сельскохозяйственных орудий, но каким бы неуклюжим оно ни было, выпрямленное лезвие косы на конце восьмифутового древка было столь же смертоносным, как и любой когда-либо выкованный меч.
Пращники сосредоточились на офицерах колонны, хотя, в конце концов, это не имело особого значения. Изумление было полным. Первым предупреждением, которое получили люди на флангах, было внезапное появление грубо одетых безумцев, кричащих во всю глотку, размахивающих дубинками и молотящими цепами, наносящих удары этими ужасными выпрямленными косами, колющих вилами, покрытыми навозом. Крепостные набросились на них, выкрикивая свою ненависть, стаскивали их с седел, избивали до смерти, перерезали им глотки.
Всадники были профессиональными солдатами, членами императорских Копий, элитного подразделения имперской харчонгской армии, специально предназначенного для поддержания внутреннего мира. Это означало подавление любых претензий крепостных на то, чтобы значить что-то большее, чем трудящиеся для своих хозяев двуногие животные, и они годами выполняли эту работу с жестокой эффективностью. На самом деле, их держали дома подальше от могущественного воинства Божьего и архангелов во время джихада именно потому, что император — или, скорее, его министры — поняли, как сильно они будут нуждаться в надежной опоре Копий.
Но они привыкли к спорадическим, спонтанным взрывам, отчаянным приступам насилия мужчин и женщин, которые были доведены до предела того, что они могли вынести. Мужчин и женщин, которые знали, что их сопротивление будет бесполезным, что они и их семьи будут жестоко наказаны за это, но которым просто было уже все равно. Копья знали, как безжалостно бороться с подобными нескоординированными, изолированными вспышками.
