Она рассказала, что отец семейства не захотел терпеть притеснений старейшины рода, забрал своих и поселился отдельно, вольным пахарем. Так и жили, пока однажды не случилась беда: злые люди из соседнего племени напали на их двор, скотину хотели угнать у беззащитных извергов. Мать укрыла младших детей в погребе и бросилась на помощь отцу — он вступил в схватку с разбойниками, и была такая неразбериха, свистели стрелы, отец рявкнул «Беги!», Деяна испугалась и бросилась в лес. Там наткнулась ещё на пришлых, один чуть конём не затоптал, но она увернулась и от страха неслась, не разбирая дороги, пока не началась гроза. Деяна долго брела сквозь ливень, пока не очутилась на большом лугу, потом — внезапная вспышка, удар и темнота…
«Стрела Перуна!» — заключила ведунья Ракита, что сидела по правую руку от старейшины рода Горислава и слушала рассказ невесть откуда появившейся в селении гостьи.
А утром, продолжала Деяна, она открыла глаза, а всё вокруг — незнакомое! Как она с того луга попала сюда, в неизвестное место, далеко-далеко от дома?
«Не иначе, как Духи перенесли!» — весомо объявила Ракита.
Выйдя из леса наугад, девочка увидела распаханные поляны и пошла к селению. Тропы вокруг неизведанные, куда идти, где дом свой искать?
«Не найти тебе дороги обратно, — покачала головой старая ведунья. — Стерта она волей и стрелою Перуна. Не убил он тебя — знать, сумел душу от нечисти спасти, а тело от скверны избавить, — она повернулась к старейшине и добавила: — Чистое дитя сие, Горислав, хорошая кровь, помогать роду будет…»
Подивился пращур рассказу Деяны и её чудаковатой манере говорить, но поверил, прислушался к старой Раките, в род девочку принял и в доме у себя поселил.
Добрые люди жили в селении, заботились о ней, как о своей дочери, и она им тем же ответила: работала всюду, куда старшие ставили, трудилась не покладая рук.
А осенью захворал самый младший внук Горислава — младенец совсем, и знахарка Ракита ничего не смогла сделать, ибо нельзя таким малым целебные отвары давать.
Так и ушла старая ведунья, тяжко вздыхая, качая головой и бормоча сожаления, что помочь не смогла, а Деяна вдруг подошла к мальцу, зажмурилась и, сжимая кулачки, принялась что-то шептать. Милава, сноха старейшины, ни слова не разобрав, испугалась и выхватила больного сыночка из люльки, отчего он, едва забывшийся беспокойным полусном, сразу же очнулся и заорал, горячий и красный. Мать крепко прижала его к себе, а что делать не знает: то ли бежать к Раките, то ли к Гориславу, а может, подождать?! А девочка, будто не замечая ни крика младенца, ни метаний матери, вдруг сказала — Милава не слышала, но по губам увидела, догадалась — «Отступи хворь, исцелись дитя!», открыла глаза и переложила что-то — деревянную палочку вроде бы? — из одной руки в другую. И тут же младенец вдруг перестал кричать и воззрился на мать, пуская пузыри и глазами хлопая.
