С другой — совершенно дебильная мода писать красиво, хорошо поставленным почерком, но абсолютно нечитабельно. И это было особенно неприятно. Вот смотришь на лист. Буковка к буковке. Наклон, нажим, высота, форма. Все прекрасно. Каллиграфическое совершенство прям. Одна беда — половину слов не разобрать. И этим уже страдали те, кто хотел подчеркнуть свою образованность. Подобным бравировали. Отчего иной раз даже беря какие-нибудь бланки можно было упереться взглядом в изящные «каляки-маляки» манерных муд… хм… людей, склонных набивать себе цену пустяшными жестами.
Конечно, он встречал и действительно красивые, ясно читаемые почерки. И это становилось его отрадой. Но не часто. Скорее даже редко. В основном же приходилось пробираться сквозь «куриные иероглифы» разной степени красоты.
Ох как его это бесило! Ох как он начал гонять в хвост и гриву подчиненных, вызывая и отчитывая!.. отчитывая!.. отчитывая!.. Требуя писать разборчиво. Пусть некрасиво. Пусть не модно. Но так, чтобы глаза и мозг не ломать, гадая, что же там за слово. Так, чтобы не требовалось уточнять, переспрашивать и додумывать.
Сам он, кстати, ежедневно по 1–2 часа уделял занятиям каллиграфии. Ибо старый Фрунзе этим раньше не заморачивался. А гость в его теле давно уже отвык от необходимости писать рукой из-за распространения компьютеров. Вот и приходилось, по сути, ставить нормальный почерк если не с нуля, то близко к этому, преодолевая определенную мышечную память тела…
И сейчас, вернувшись с доклада, Фрунзе как раз и уселся за стол и занялся чистописанием, переписывая произвольный текст. Медитативное же дело. Позволяющее отвлечься от раздражающих мыслей, сосредоточившись на тупом и монотонном деле.
И едва он вошел во вкус, как зазвенел электрический дверной звонок[3].
Михаил Васильевич вздрогнул и напрягся.
Быстро убрал свою учебную тетрадь в стол. Достал оттуда книгу по радиоделу с закладкой там, где закончил ее читать. Ну и карандаш для пометок на полях.
После чего извлек из кобуры пистолет. Его старый-добрый Mauser C96 лежал в сейфе[4]. Модная среди революционеров тема. Но отсутствие возможности быстрой перезарядки при опустевшем магазине в глазах Фрунзе напрочь перечеркивало ценность сего оружия[5]. Да еще и совершенно бестолковый для самообороны калибр. Вроде как мощный. Но с низким останавливающим действием[6]. Так что, уже где-то через неделю после выписывания из больницы Михаил Васильевич обзавелся знаменитым Colt 1911 «сорок пятого калибра». Благо, что в магазинах Москвы его было можно вполне купить. НЭП-с. Обзавелся патронами. Запасными магазинами. И раз в 2–3 дня практиковался в тире.
