— Дженни! — воскликнула Мэгги, отчаянно кивая на меня.
— Честно говоря, — сказала я, надеясь, что это её немного успокоит, — мы с подружками как раз сегодня обсуждали, что мальчики могут заниматься чем хотят, а для девочек профессий всего ничего. В смысле, мы вроде как способны только к учительству, медицине, банковской или государственной службе. Ну или ещё рассказывать людям, как разводить кур. Всего пять!
— Пять — это для девчонок вроде тебя, — возразила Дженни. — А нас в банки не берут: либо на фабрику, либо на ферму, если ты деревенская, либо… ну, тебе лучше не знать.
Я почувствовала, что краснею. СНОВА. Я ведь до сих пор об этом даже не думала. Конечно, девушки из таких семей, как у Мэгги и Дженни, могли заниматься и чем-то другим — но обычно куда более противным и непременно куда хуже оплачиваемым, чем то, что нам предлагали монашки.
— Простите, — сказала я, потупившись. — Я вовсе не хотела никого обидеть.
Дженни тоже смутилась, словно уже сожалела о своей резкости, и обняла меня.
— Я тоже, — пробормотала она. — Не твоя вина, что мир так несправедлив.
— Но я и правда хочу, чтобы он изменился. Мы с моей подругой Норой… — тут я вспомнила, что обещала Мэгги не упоминать при ней о нашей деятельности и что с моей стороны было бы нечестно не сдержать слова, поэтому просто сказала: — …поддерживаем суфражистское движение.
— Прекрасно! Может, мне ещё удастся вас двоих в профсоюз затащить.
— Дженни! — повторила Мэгги. — Думаю, тебе пора домой.
— Да я шучу, — усмехнулась Дженни и потянулась к пальто, висевшему на спинке стула, в котором я сразу признала старое мамино: очень уж у него характерные обшлага. Мама всегда отдаёт Мэгги свои старые пальто, а Мэгги, наверное, отнесла его Дженни.
Дженни, должно быть, заметила, что я на него смотрю, потому что сказала:
— Миленькое, правда? Но я не слишком-то рада, что ношу одежду с чужого плеча, даже такую чудесную, как эта. Что ж, пока, — добавила она, поцеловав Мэгги в щёку. — В следующий раз постараюсь быть повеселее.
— Пока, — сухо бросила Мэгги, но потом крепко обняла Дженни, прошептав ей в плечо: — Не будь тебя, я бы совсем киселём растеклась.
— А, не переживай. Рано или поздно ты и сама подниматься научишься. — Мягко высвободившись из объятий Мэгги, она похлопала меня по плечу: — До свидания, юная Молли. Продолжай бороться, не сдавайся, — и через заднюю дверь прошла к калитке.
— Из-за этой девчонки, — с чувством воскликнула Мэгги, — меня однажды уволят!
