Стол покрывала кружевная дорожка. В центре аккуратным полуовалом были расставлены фотографии в рамках, а по краям высились две одинаковые лампы под абажурами с бахромой. Такую старину Нелл видела только в фильмах о Викторианской эпохе.
Нелл стала разглядывать фотографии. В основном это были снимки Уинифред. Худенькая девочка в купальном костюме, сияя от счастья, получала награды за свои спортивные достижения. На других фотографиях Уинифред было уже под тридцать. Та же хрупкая фигура, но уже не в купальном, а в деловом костюме. И та же растерянность в глазах. Чем-то она напоминала кошку или собачонку, потерявшуюся в большом и недобром мире.
— Скорее всего, миссис Джонсон имела в виду эти снимки, — сказала Нелл деду. — Когда мы будем уходить, я их заберу.
Она вернулась в прихожую. За дверью слева была кухня. Справа, в сумраке коридора, белели двери еще двух комнат. Нелл начала с дальней, оказавшейся спальней миссис Джонсон. Там стояли двуспальная кровать, шкаф, комод с зеркалом и еще один комод, поменьше. Бахрома на кроватном покрывале напомнила Нелл бабушкину спальню.
Вторую комнату занимала Уинифред. Здесь она и работала, и спала. В тесное пространство были втиснуты диван-кровать, телевизор, корзина с журналами и компьютерный стол. Стену над столом занимали два ряда книжных полок, а над диваном, в застекленных рамках, висели спортивные награды Уинифред. Нелл никогда не страдала клаустрофобией, однако сейчас ей вдруг почудилось, что стены сомкнутся и раздавят ее. Какая унылая, безрадостная квартира! А Уинифред жила здесь год за годом; с раннего детства и до смерти. Даже отправив мать в пансион, она не решалась что-либо поменять в привычном убранстве.
Все это время Мак молча следовал за внучкой по пятам.
— Нелл, полагаю, экскурсия по чужой квартире окончена. В таком случае ищи бумаги, которые ты надеешься найти, и давай не будем здесь задерживаться. Время дорого.
Мак говорил будто классический бизнесмен, привыкший беречь каждую минуту. Для Нелл это было сигналом: дед чем-то встревожен. Интересно чем? Ах да, его беспокоит, что окружная прокуратура может усмотреть в их приходе сюда совсем иные мотивы, нежели выполнение просьбы больной капризной старухи.
— Прости, Мак, — сказала она. — Ты прав.
Нелл подошла к столу и выдвинула центральный ящик. Ее не покидало неприятное чувство вторжения в чужой мир.
Она действительно попала в чужой мир. Ящик был плотно забит всевозможными бумагами: от блокнотиков до архитектурных проектов. И везде печатными буквами или аккуратным, несколько старомодным почерком Уинифред, крупно или совсем мелко были выведены четыре слова: «Уинифред любит Гарри Рейнольдса».
