— Н-да…
— Состояние больного тяжелое, — сказал Василий, с надеждой посматривая на главврача: может быть, тот что-нибудь подскажет.
— Да, да, вижу — тяжелое, — печально отозвался Борис Михайлович. — Что назначено больному?
Суханова доложила о назначении врача.
— Ну что ж, продолжайте, — кивнул он сестре и, не глядя на Василия, сухо бросил: — Зайди ко мне на минутку.
…Кабинет главврача был так обставлен, что человеку, впервые зашедшему сюда, могло показаться, будто он попал не в маленькую сельскую больницу, а очутился по крайней мере в клинике городского масштаба. Стояли в кабинете и мягкий диван, обтянутый коричневым дерматином, и двухтумбовый письменный стол, покрытый зеленым сукном, и ажурной резьбы этажерка, на которой сиротливо лежало несколько книг. От двери к письменному столу бежала пестрая ковровая дорожка. На окнах висели кремового цвета шторы, от чего в кабинете даже в солнечные дни было сумрачно и прохладно.
— Присаживайся, — указал Борис Михайлович Василию на дивам, а сам сел верхом на стул и все тем же недовольно печальным тоном продолжал: — Как видишь, дружище, не все получилось гладко. Твой оперированный, как ты успел заметить, дышит на ладан.
— Да, состояние угрожающее, — согласился Василий. — Но будем надеяться.
— Надеяться? На что надеяться, хотел бы я знать?
— На выздоровление, конечно.
— На выздоровление? — с сомнением переспросил Борис Михайлович. — Знаменитый Амбруаз Парэ в таких случаях говорил: «Я его оперировал, пусть бог теперь излечит».
— При чем тут Амбруаз Парэ, — с гневным удивлением отозвался Василий.
— А при том, дружище, что знаменитый старец хоть на бога надеялся, а мы сейчас лишены даже этой возможности. Одним словом, ты меня, думаю, прекрасно понимаешь.
Борис Михайлович порывисто встал, с грохотом отодвинул стул, и, нервно теребя ладонью рыжеватый ежик, зашагал взад и вперед по кабинету, потом остановился, воткнул в собеседника колючие зрачки.
— У меня за все время работы в этой больнице не было ни единого случая смертности, — с нескрываемой гордостью заявил он. — К сожалению, я находился в отлучке, иначе не позволил бы тебе оперировать.
— Без операции мальчик не протянул бы и двух часов, — сдавленным голосом возразил Василий.
— А после твоей операции он протянет два дня.
— Я не мог поступить иначе…
— Нет, мог бы поступить иначе, мог бы не нарушать инструкцию облздрава, — не уступал Борис Михайлович. — Между прочим, в той инструкции черным по белому написано: каждый тяжелый случай мы должны направлять в райбольницу.
