Сельский врач | страница 35
Один раз ему почудилось, будто Луговская стерильными руками взялась за край стола. Василий вздрогнул, в груди у него похолодело.
— Луговская, что вы делаете! Руки! Руки мойте снова!
И странное дело! Клавдия Николаевна сейчас будто язык проглотила и безропотно выполняла все распоряжения хирурга.
— Спирт! — не попросил, а выкрикнул Василий. Он чувствовал, что кричит напрасно, но крик невольно вырывался у него из груди.
«Кричишь, значит, ты боишься, доктор Донцов. Вот тебе суровый экзамен. И не смотри по сторонам: в операционной нет учителя-профессора, нет няньки-ассистента, которые предупреждали когда-то любую твою ошибку и следили за каждым твоим движением, даже за твоими мыслями… Сейчас ты — единственный хозяин в операционной, а рядом те, кто будут выполнять твою волю, твои распоряжения», — так думал Василий, подходя к операционному столу.
«Дух непредвиденного витает над каждой операцией», — говорили в старину хирурги. Вот это «непредвиденное» тревожило сейчас и Василия. Сумеет ли он спасти мальчика? Хватит ли сил, умения, знаний?
— Новокаин! — решительно потребовал он, отбросив прочь посторонние мысли.
— Скальпель!
— Пинцет!
— Тампон, — слышались его резкие слова, понятные Клавдии Николаевне.
И вдруг чуткое ухо уловило, как муха беспомощно билась в оконное стекло, и ее тонкое жужжание показалось Василию невыносимо страшным.
— Луговская, куда смотрели? В операционной мухи! — зло процедил он сквозь влажную марлевую маску…
И снова Клавдия Николаевна промолчала.
В полдень вернулся из поездки по фельдшерским пунктам Борис Михайлович. Узнав о сегодняшней операции, он тут же пригласил Василия и вместе они направились в палату к оперированному мальчику. Осмотр оказался мало утешительным: состояние Коли не улучшилось. Наоборот, температура у него повысилась до сорока градусов, пульс по-прежнему еле прощупывался, дыхание было поверхностным и частым, будто опешил он надышаться. Мальчик был безучастен ко всему, что происходило кругом, он даже перестал просить воды. Казалось, вот-вот перестанет биться его ослабевшее сердце.
В палату со шприцем вошла сменившая Веру дежурная сестра Суханова.
— Василий Сергеевич, время вводить пенициллин, — сказала она шепотом.
— Вводите, — так же шепотом ответил он.
Борис Михайлович хмурился, горестно вздыхал, как бы говоря: ну, вот, стоило мне отлучиться на часок-другой, и такая неприятность. Он осторожно, словно боясь обжечься, взял горячую руку мальчика, пощупал пульс и неопределенно молвил:
