Вошел Шаикрамов.
— Все в порядке, товарищ майор.
— Получил? — так и подался вперед Зафар.
— Нет.
— Ты во все издательства звонил?
— Да.
— Не мог ли он заключить договор в другой республике или, скажем, в Москве?
— Вы говорите о Депринцеве?
— О нем, — ответил Зафар.
— Вы зря беспокоите издательских работников. Никто никогда не возьмет его примитивные стихи в печать. Деньги дал ему Роберт Степанян.
— Правильно, — поддержал Шаикрамов.
— Кстати, где он?
— Степанян? У Панченко.
— Тимур еще не вернулся?
— Нет.
— Пригласите Депринцева.
— Хорошо.
Шаикрамов вышел.
Зафар прошелся по кабинету, постоял немного у окна, глядя на облака, застывшие вдали, за редкими деревьями, затем повернулся к Голикову.
— Если бы я вас пригласил работать к себе?
— Меня?
— Да. Вы прекрасно знаете город. У вас хорошее оперативное чутье. Не век же вам быть участковым. Плохой тот солдат, который не мечтает стать генералом, — улыбнулся Зафар.
— Надо подумать.
— Подумайте, подумайте... Мороз мог бы заменить вас. Знаете, я однажды присутствовал на заседании штаба. Любопытно, весьма любопытно. Я не спешу с ответом, дорогой, ты подумай, — перешел Зафар на «ты». — У нас достаточно времени впереди. Кстати, подполковник не против.
— Вы Лазиза пригласите в ОУР.
— Пригласил.
— Обрадовался?
— Опечалился.
— Серьезно?
— Подполковник против.
— Ясно.
— Ничего, — снова прошелся по кабинету Зафар. — Ничего. Подполковник поддержит меня. Я уверен. Можешь не сомневаться.
Открылась дверь.
— Можно?
На пороге показался Депринцев. Он был помят, страшно бледен. Волосы, будто клочья, прикрывали лоб.
— Войдите, — сказал Зафар.
— Здравствуйте, во-от.
— Здравствуй. Проходи. Садись.
Депринцев увидел Голикова, слабо улыбнулся ему, словно попросил прощения за то, что по-прежнему причинял хлопоты.
— Вы тоже здесь?
— Отдохнул? — спросил Зафар.
— Во-от.
— Садись. Садись, садись. Думаю, что разговор у нас будет долгий. Устанешь.
— Ладно, — Депринцев сел, беспомощно огляделся, нервно потрогал запекшиеся губы. — Воды можно?
— Можно.
Зафар взял с тумбочки графин, наполнил стакан, протянул Депринцеву.
Депринцев взял, поднес ко рту и отстранил: рука предательски дрогнула, вода выплеснулась из стакана, залила грудь.
— Где вы были в субботу ночью? — Зафар перешел на «вы».
— Не знаю. Где-нибудь валялся.
— Вы были пьяны?
— Я не бываю трезвым.
— Никогда?
— За исключением вот таких случаев.
— Почему вы пьете?
— Потому, что мои так называемые коллеги не дают мне ходу. Захватили всю власть в свои руки и делают, что хотят. Я не могу видеть их тупые морды. Между прочим, я не один. Нас много таких. Униженных и оскорбленных. Я еще и поэт. Не верите? Не надо. Другие верят.
