Конечно, Василий Войтюк был красив. Только любил ли он ее так же сильно, как он, Мороз, любит?
По-видимому, существовали между мужчиной и женщиной еще какие-то невидимые нити, которые их связывали.
— Ладно.
— Ваня?
— Перестань!
— Ты пойми, нет у меня сил забыть Васю, нет! Ты хороший, добрый, сильный... Разве мало девушек в Янгишахаре? Женись!
— Кому это нужно!
Любимая поговорка неожиданно отрезвила Ивана.
— Ты простил меня?
— Простил.
Рийя не заметила фальши в ответе. Иван умел скрывать свои чувства. Много невзгод и бед пришлось перенести ему в прошлом. По всей вероятности, нелегким окажется и будущее. Собственно, он был готов к этому. Участковый Голиков сумел заглянуть в его душу и увидеть в ней то, что не видели другие. Это и отрезвило его в конце концов.
— Проводишь?
— Разумеется.
— Пошли.
Иван шагнул в полосу света, льющегося из окна небольшого дома, сунул руки в карманы плаща. Рийя догнала, зашагала рядом. Через некоторое время взглянула Ивану в лицо, улыбнулась ласковой смущенной улыбкой. Он улыбнулся ей в ответ и взглянул на открывающуюся впереди небольшую площадь, на которой стоял памятник Навои. Она неожиданно схватила его за руку. Остановилась.
— Смотри!
— Кто это?
— Не узнаешь?
— Депринцев?
— Он.
— Подойдем к нему?
Анатолий Депринцев, судя по всему, обрадовался встрече. Он шумно поздоровался, подмигнул Рийе, будто она была для него близким его другом, приятельски пожал руку Морозу.
— Гуляете, братья-кролики? Ну-ну, гуляйте, во-от. Или патрулируете? Вы, кажется, у нас деловые люди. Так сказать, поборники закона. С вами нужно держать ухо востро. Итак, гуляете или патрулируете?
— Это так важно? — прищурилась Тамсааре.
— Для меня — да. Если гуляете, то я могу составить компанию. Если патрулируете, то я умываю, как говорится, руки, во-от. Между прочим, хотите экспромт?
— Давай, — разрешил Мороз.
Рийя поинтересовалась:
— О чем экспромт, Анатолий?
Она приняла игру Ивана и старалась сделать так, чтобы эта игра удалась.
Депринцев расправил плечи, выпятил нижнюю губу, потрогал галстук.
— О чем? О любви, конечно. Вот.
— Ой, правда? Как интересно! Читай!
— Слушайте!
Депринцев сложил руки на груди и, сморщив лоб, начал медленно, так, будто каждое слово давалось ему с огромным трудом:
Я хочу о любви говорить,
я хочу о любви молчать.
Друг ты мой, подскажи, как быть,
как любовь мою позабыть,
как любовь твою удержать?
Друг ты мой, подскажи, как быть?
— Чудесно! — захлопала в ладоши Рийя.
— Вообще, ничего, — сказал Мороз. — Я думал, что ты уже того... спился, э, прости, списался. Это бывает у вашего брата. Вы — народ непонятный!
