— Как? Влезем? — спросил я Иосифа.
— Влезем.
Первым полез он. Забыв одно из правил альпинистов — не лезть на скалу, пока не остановился впереди идущий, я начал взбираться следом за ним, упираясь ногами в одну, а спиной в другую стенку расселины и помогая себе руками. Уж очень холодно было стоять без движения. Перед самым верхом скалы расселина поворачивала влево под прямым углом. Когда я уже приближался к середине расселины, Иосиф скрылся за поворотом. Вдруг почти сразу послышался грохот и крик: «Камень!» Тут же из-за угла вылетел камень побольше головы, с силой стукнул в стенку расселины, отскочил и ударился в противоположную…
Часто бывает в момент смертельной опасности, мысль, как теперешние счетно-кибернетические машины, с удивительной последовательностью и логичностью произвела всесторонний расчет. Чтобы свалить меня с почти отвесной скалы, достаточно легонького толчка, а не только камня, способного раздробить голову или поломать ребра. Посмотрел вниз. Там острые камни и лютый поток Огоджи, только и ждущий, чтобы искромсать, истолочь, превратить в котлету. Кроме того, лететь туда около пятнадцати метров — и без Огоджи жизни лишишься. Разминуться с камнем в метровой расселине трудно, но можно. Нужно только сделать полшага вверх. Почему полшага? Не помню, чтобы это было рассчитанное, хотя бы глазомерно, расстояние. Скорее всего инстинкт подсказал эти полшага с математической точностью. Также не помню, чтобы при этом я торопился, — нет, просто были сделаны полшага, спина уперлась в стену, ноги в другую, а в следующее мгновение камень сильно ударился около уха повыше плеча, отскочил, ударился против носа, затем около кисти правой руки и полетел дальше зигзагами, отскакивая от стенок расселины. По рукам и лицу больно застучала свита обломка — мелкие камешки и дресва. Проводив глазами камень и его спутников, пока они не скрылись в воде, я быстро проскочил остаток щели.
— В другой раз осторожнее надо с камнями, — вскользь заметил я Иосифу.
Что еще можно было сказать, когда сам виноват? Веками стоящие горы и тайга не терпят поспешности и жестоко на-называют нарушителей. Впрочем, камень в тесной расселине не произвел заметного впечатления на усталое сознание.
Дальнейшее движение шло, может быть, немногим быстрее ползущей улитки. Усталость, голод, бессонная ночь, а главное противный холод мокрой одежды быстро съедали остатки физических сил. Багульник, на который в обычное время не обращалось большого внимания, сделался почти непреодолимым препятствием. Он схватывал ноги и цепко держал их. Особенно было плохо Иосифу — его раненая нога распухла. Нас передвигала уже не физическая сила и даже не воля, а, очевидно, привычка к ходьбе. Мы просто механически переставляли ноги, останавливаясь в изнеможении через пятьдесят — шестьдесят шагов. Но ни стоять, ни тем более сидеть долго мы не могли из-за цепенящего холода. Одна минута — и мы начинали переставлять ноги дальше. Казалось, что поход никогда не кончится. Мысли тащились в темпе ходьбы и только в одном направлении. Настанет ли момент, когда мы переступим порог избушки и можно будет стянуть с себя все мокрое? Придется ли когда-нибудь сесть, хотя бы у костра, и съесть миску горячего супа?
