— Да ведь это бывшая Пионерская! Ее в октябре переименовали. Мы же на ней стоим.
Улица выходила на площадь перпендикулярно Октябрьской. В поисках дома номер двадцать я шел, уже не чувствуя ни рук, ни ног. В щели закрытых ставен пробивались полоски света. Высокие бревенчатые заборы и массивные ворота не имели щелей. Из-за них иногда слышалось угрожающее рычание волкодавов. Поднимаясь на носки и обнимая столбы ворот, я выяснял номера домов. Наконец вот он — двадцатый. Ворота такие же, с затейливой резьбой, только забор не бревенчатый, а дощатый.
Прежде чем открыть ворота, я постарался укрепить в правой руке тубус на случай схватки со сторожевыми животными. Калитка открылась без усилий. На ее скрип никакого проявления жизни не последовало. Постучал в дверь. Никакого ответа. Попробовал открыть. Открылась. В глаза бросилась ярко освещенная комната, видимая через кухонную дверь. В комнате, стоя на коленях на стуле и опершись локтями о стол, женщина читала газету. Это была жена Кирилла, которую раньше мне не приходилось видеть. Видение длилось ту небольшую долю секунды, пока клубы ворвавшегося вместе со мной пара не окутали большую часть кухни.
Переступив высоченный порог — их в Якутии делают приблизительно в полметра высотой для сохранения тепла, — я не ощутил пола. Первое впечатление было такое, что кухня не имела пола вообще. На самом же деле по прихоти процессов, развивающихся в вечномерзлых грунтах, стену с дверью несколько приподняло и перекосило пол по направлению к середине кухни. Вместо половика хозяева положили к двери клеенку, отслужившую свою службу на столе. Обледенелая галоша, не встретив никакого трения на скользкой клеенке, покатила ногу вперед, как по ледяной горке. Вторая нога рванулась за первой вдогонку. В то же время тяжелая дверь на наклоненной мерзлотой притолоке сильно хлопнула по спине. Телу было окончательно придано энергичное поступательное движение помимо воли его обладателя, и оно въехало в помещение ногами вперед почти в горизонтальном положении. Чемоданчик отлетел в одну, тубус в другую сторону, ноги, достигнув высокой поленницы дров у печки, развалили их. Грохот получился достаточно внушительный, а главное полифонический и устрашающий. Каждое полено стучало сообразно своему объему. Тубус катился по наклонной плоскости пола, издавая железное бренчание. Чемоданчик стукнул ведро с уже почти растаявшим льдом. Зимой в Якутске вместо воды развозят с Лены лед на мохнатых лошадках зимоустойчивой якутской породы. Кроме всего гремящего мое тело, видимо, тоже издало какой-то звук при падении, что сопровождалось громким восклицанием: «Черт бы ее побрал!» Мне впервые приходилось проникать в дом столь оригинальным способом, и необычность ситуации требовала словесного выражения, хотя оно и было бессмысленным.
