Во дворе дома толпился жалкий грязный народец. Марк не сразу понял, что здесь происходило, и только потом увидел открытый гроб, стоявший на трех табуретках. Табуретки были дешевые, деревянный гроб тоже почти ничего не стоил, в отличие от слез матери, склонившейся над телом мертвого сына. Она плакала и, когда ее слезинки падали ему на лицо, вытирала их своих платком, принимаясь рыдать еще сильнее. Иногда к ней кто-то подходил и что-то шептал на ухо.
– Из земли взят и в землю отойдет, – сказал негромко один человек другому, но злой ветер подхватил произнесенные слова и принес их несчастной матери.
– Нет! – что есть сил, закричала женщина. – Я его не отпущу!
Марк наблюдал за происходящим со стороны и не верил, что горя бывает так много. Он как будто очутился на какой-то другой планете, где все существовали исключительно одними несчастьями. Траур здесь длился бесконечно долго… и небо хмурилось день ото дня только сильнее. Всюду чернела грязь. Всюду чернели мрачные высохшие люди. Это место являлось настолько ужасным, что даже смерть, кажется, трудилась здесь без выходных…
– О, снова вы! – вдруг раздалось за спиной Марка.
Он повернул голову и увидел Капитана. Как и всегда с носогрейкой во рту и очками-консервами на глазах.
– Не нравится мне это место, – признался Марк.
– Да… страшное место, – согласился с ним старик.
– Они родились здесь… здесь и умрут.
– Не жалейте их. Они в отличие от меня счастливчики, потому что не знают, что бывает по-другому. Они думают, что так существуют все люди. Что и все остальные тоже обитают в жалких квартирах, носят жалкую одежду, питаются жалкой пищей, живут взаймы, тянут обычную лямку и каждый день задыхаются в тисках нужды.
– Порою мне кажется, что все так и живут на самом деле. По крайней мере, абсолютное большинство…
– Быть может, так оно и есть… я давно уже не выезжал за пределы Квартала.
– И неужели ничего нельзя противопоставить голоду, одиночеству, отчаянию? – не выдержав, воскликнул Марк.
– Если бы мы находились на страницах какой-нибудь книги, я бы ответил, что им можно противопоставить честь, достоинство, совесть… но вот в жизни честь редко когда перевесит голод. Поэтому эти люди и дальше будут воровать и обманывать…
Марк поглядел на толпу, на которую показал Капитан. У гроба по-прежнему стояла рыдающая мать. Всхлипывая, она молила небеса о чуде… и если бы ее мертвый сын сейчас вдруг пробудился, то оказался бы в ужасающей действительности. Он бы до смерти испугался, узрев по-новой всю ту грязь, нищету, тоску и безысходность, в которых прозябал годами. Увидев все это, он бы, наверное, пожелал умереть снова… а женщина тем временем продолжала выть, как смертельно раненый зверь. Марка ни с того ни с сего начало трясти. Его тело покрылось мурашками. Его пробрал озноб. Он едва не вскрикнул, когда его плеча коснулся старик.
