Путь этот проходит через «четыре благородные истины». Первая из них утверждает, что всякое существование есть страдание. Вторая – что причина страдания заложена в самом человеке: это жажда жизни, наслаждений, власти, богатства; привязанность к жизни в любой её форме. Третья истина объявляет, что прекратить страдания возможно: для этого следует освободиться от жажды жизни, достичь состояния, при котором всякое сильное чувство отсутствует, всякое желание подавлено. Наконец, «четвёртая благородная истина» заключается в прохождении восьми позиций: праведного воззрения, праведного стремления, праведной речи, праведного поведения, праведной жизни, праведного учения, праведного созерцания, праведного самопогружения (медитации)…
Вот как-то так. Но зачем я излагаю про буддизм? И как это связано с моей историей, её предыдущей и последующей частями? Представьте себе, связано! Всё узнается и логически соединится своим чередом. Так что спустимся из атмосферы заоблачных философий на монгольскую землю, грешную и не очень, где происходило вот что. Друг-директор Коля однажды с видом знающего больше других человека объявил мне, что в Баторе будет проходить Съезд азиатских буддистов за мир.
– Тебе это интересно?
– Честно сказать, не очень. «За мир» – это хорошо, мы все за мир. А дальше пойдут всякие заглублённые мудрствования. А я особо заглубляться не хочу.
– Да я тоже, – говорит Коля, – но интересно другое. Есть возможность узким кругом – я, ты, ещё пара коллег – встретиться с… одним человеком.
– Что за человек?
– Это необычный человек. Его называют не так, как он хочет сам. А сам он называет себя… В общем, чего я нагоняю тень на плетень: ты сможешь спросить об этом лично, если встреча состоится…
И встреча состоялась. Я знал, что загадочный человек – лама, учитель – прилетел в Батор из Советского Союза и уже провёл тут несколько встреч, которые сведущие спутники называли «учениями». Наш контакт предполагался в крупнейшем и единственном тогда в социалистической Монголии буддийском монастыре со сложным названием, которое я не мог с ходу выговорить – Гандантэгченлин. Местные кратко именовали его Гандан.
Нас провели в одно из помещений Гандана, где обещанная персона ждала и вежливо поприветствовала гостей по-английски.
Выглядел «интересный человек» лет на сорок, был брит наголо и одет в традиционный наряд буддийских монахов: что-то нательное, а сверху накидка-мантия пурпурно-жёлтого цвета – кашая. Изначально, столетиями и даже тысячелетиями считалось, что эта одежда, во-первых, скромная, а во-вторых – на все случаи жизни: её можно использовать, например, вместо одеяла, матраса или навеса от дождя.
