Одни в этих рвах безымянны, у других есть фамилии. Были найдены проездные билеты с надписью «Квартальный билет, действителен до 30 сентября 1939. Право проезда принадлежит только указанному лицу, билет предъявляется по первому требованию поездной бригады и контролеров». Благодаря этому установлено, что во рву лежат журналист из «Эха Лодзи» и директор текстильных фабрик Шайблера и Грохмана и что их застрелили во время войны.
Одни были высокие и, судя по зубам, пользовались услугами дантиста, то есть принадлежали к категории людей состоятельных, а у других зубы не залечены и роста они были среднего.
У некоторых связаны руки и ноги.
Одни уложены аккуратно, а других бросали беспорядочно, как попало.
У некоторых были кляпы во рту.
На одних обувь была изношенная, чиненая-перечиненая, а на других — элегантные туфли фирмы «Джентльмен».
Одни были одеты тепло, а другие — легко, то есть убивали и зимой, и летом.
На одних была гражданская одежда, а на других — высокие сапоги, так что это могли быть военные.
У большинства были входные отверстия в затылке. В одних рвах пули обнаружены, а в других нет — это означает, что применялось кинетическое оружие и обладающие большой скоростью пули прошли навылет.
Как правило, стреляли из пистолета девятимиллиметрового калибра.
Никакие из найденных останков и никакие предметы Станиславу Сойчинскому не принадлежали.
Археологи планируют продолжить поиски. К ним присоединятся члены Историко-исследовательской группы. Они будут оказывать археологам помощь и предоставят металлоискатели.
11
Дед верхом на лошади, лошади без деда, всадники на лошадях, вообще много лошадей.
Дед в плену, офлаг Мурнау[101].
У Андерса[102].
В Риме, фонтан Треви.
Бабушка Дзюба в шезлонге. А также у водопада в горах, на курорте у водолечебницы и с дочкой Халинкой. Халинка в краковском национальном наряде, со скрипкой. Она мечтает стать скрипачкой. Или ездить верхом и участвовать в скачках, окончательно она еще не решила.
А тут уже Тадек, сын Халины. У Дзюбы на руках. Или у деда. Только нет его на руках у Халины, потому что Халина сидит в тюрьме.
Когда был суд, она была на восьмом месяце. Отец ребенка, которого я ношу под сердцем, Варшиц, говорила она на следствии.
Интересно, успела ли ему сказать, что у них сын.
Сын никогда ее об этом не спрашивал. Зачали его в мае, значит, в беседке у этого портного. Они должны были обрадоваться. Все идет к концу, все рушится, а тут ребенок, жизнь, будущее, — конечно, должны были, несмотря ни на что.
