«Гоблин» же тем временем уже развел руки с намерением заключить меня в братские объятия. Мне стало стыдно. Да что это я в самом-то деле! Столько времени ломал голову над загадкой, кто я такой, таскался полдня по жаре, пытаясь найти хоть кончик нити, ведущей к ответу, и вот теперь, когда появляется человек, который меня знает и говорит мне «братан», я ворочу от него нос только потому, что его рожа кажется мне чуть пострашнее моей собственной!
— Здравствуй, — сказал и я, делая шаг навстречу незнакомцу.
Мы обнялись: я — сдержанно, «гоблин» — радушно. Руки у него были сильные, объятие вышло крепким. Пока он похлопывал меня по спине, я думал о том, что совершенно не знаю, как вести себя в подобной ситуации, о чем нужно говорить. К счастью, незнакомец сам задал вопрос, обычный в разговоре между двумя людьми, один из которых больной, другой здоровый.
— Как себя чувствуешь?
— Лучше, чем две недели назад.
— Когда выписывают?
— Думаю, послезавтра.
— Чудесно! — воскликнул «гоблин», да с таким энтузиазмом, словно для него это была самая радостная новость за последние несколько лет. — А то мы все уже заждались тебя!
Я решился. Все равно шила в мешке не утаить.
— Вот что, брат… Если ты меня нашел, то думаю, тебе уже сказали, что у меня амнезия. Поэтому будет лучше, если ты для начала представишь мне себя и меня мне.
Словосочетание представить «меня мне» показалась забавным, и я не мог не улыбнуться. Гоблин, напротив, утратив радостный вид, стал очень серьезным.
— Значит, это правда, — вздохнул он. — А я до последнего надеялся, что вся твоя забывчивость просто понты, которые ты специально разводишь, чтобы…
— Это правда, увы. Вот ты сейчас стоишь передо мной, а я не знаю, кто ты. И я не знаю, кто я.
— Хреновые тогда наши дела, — признался громила и приуныл еще больше.
— Знаешь, для меня последние три недели стали сплошной загадкой. Так что давай не усугублять. Начнем сначала, хорошо?
— Сначала, говоришь? — переспросил мужчина, рассеянно глядя на кончики своих пальцев.
Его ухоженные ногти, как мне показалось, были покрыты бесцветным лаком. На безымянном пальце левой руки, с претензией на богатство, поблескивала золотая печатка, большая и совершенно нелепая. Судя по всему, что-то заставляло «гоблина» медлить. Если он продолжал не верить мне и думал о розыгрыше, то это было полбеды. Хуже, если он просчитывал, какие именно дивиденды сможет принести ему нынешнее состояние «братана», оказавшегося в психушке.
