С легкостью, выдававшей превосходного наездника, он вспрыгнул на лошадь, которую ему подвел слуга Костера де Сен-Виктора, и занял место среди сорока или пятидесяти всадников, находившихся под командованием бретонского вождя.
Я не буду пересказывать вам сражение, — продолжил Эктор. — Скажу только, что синие потерпели полное поражение и, проявив перед тем чудеса храбрости, по призыву своего командира, полковника Юло, вернулись в деревню Ла-Герш.
Это сражение не принесло Кадудалю и его соратникам каких-то значительных вещественных преимуществ, но в духовном плане его результат был огромен.
Кадудаль с двумя тысячами своих сподвижников не только устоял против четырех или пяти тысяч опытных солдат, закаленных пятью годами бесконечных сражений, но и, отбросив их обратно в город, откуда они решили выступить, убил четыреста или пятьсот из них.
Новый мятеж, мятеж бретонцев, последовавший за вандейским восстанием, начался с победы.
Диана сражалась в первых рядах, без конца стреляла из карабина, а три или четыре раза, теснимая противником, открывала огонь из пистолетов.
Со своей стороны, Костер де Сен-Виктор вернулся из боя, сняв с себя шуанскую куртку и набросив ее на плечо: рука его была насквозь пробита штыком.
«Сударь, — сказала девушка, обращаясь к Кадудалю, который во время боя то и дело исчезал в дыму и сражался в первых рядах, — намереваясь узнать у меня, зачем я приехала к вам и чего от вас хочу, вы отложили наш разговор до конца боя. Так вот, бой закончился, и я хочу примкнуть к вашему отряду».
«В каком качестве, сударыня?» — спросил Кадудаль.
«В качестве простого волонтера. Я только что доказала вам, что грохот и дым не пугают меня».
Кадудаль нахмурился, и лицо его приняло строгое выражение.
«Сударыня, — сказал он, — это предложение серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Сейчас я скажу вам одну странную вещь: с юности призванный к духовному сану, я от всего сердца принес обеты, как положено тому, кто становится священником, и никогда не нарушал ни одного из них. У меня нет сомнений, что я обрел бы в вашем лице прелестного адъютанта, уже доказавшего свою храбрость. Я полагаю, что женщины столь же отважны, как и мужчины. Начиная от Эпихариды, откусившей себе язык, чтобы не выдать сообщников во время пыток, которым ее подвергали по приказу Нерона, и вплоть до Шарлотты Корде, избавившей землю от чудовища, перед которым трепетали мужчины, из века в век мы видим все новые доказательства вашего мужества. Но в наших благочестивых краях, особенно в нашей древней Бретани, бытуют предрассудки, перед лицом которых потускнела воинская слава Шаретта; предрассудки, которые нередко вынуждают командиров пресекать определенные проявления самоотверженности. Правда, в лагерях нескольких моих собратьев находились сестры и дочери убитых роялистов, но им мы были обязаны оказать поддержку и защиту, за которыми они обращались к нам».
