Впрочем, королю суждено было оставаться в этой временной тюрьме всего лишь три дня. Законодательное собрание постановило, что он будет жительствовать в Люксембургском дворце; но, поскольку Коммуна желала оспорить любые постановления Законодательного собрания, изменить их или отменить, она через посредство своего прокурора Манюэля уведомила депутатов, что не сможет нести ответственность за короля, если в качестве жилища ему будет предоставлен Люксембургский дворец, который, по ее уверению, подземными ходами сообщался с катакомбами.
Как известно, Законодательное собрание уже действовало исключительно по воле Коммуны, и оно оставило Коммуне заботу о выборе жилища для короля.
Коммуна остановила свой выбор на Тампле — отдельно стоящем донжоне, старинной приземистой и мрачной башне, последнем остатке великолепного командорства Тампль, из которого Жак Моле вышел, чтобы отправиться на костер, подобно тому как Людовик XVI вышел оттуда, чтобы отправиться на гильотину.
Заметим, что недалеко от донжона находился дворец, в котором некогда жил г-н де Конти, но о такой возможности никто даже не подумал.
Коммуна была по-своему права, отказавшись от Люксембургского дворца и выбрав Тампль. В Люксембургском дворце Людовик XVI еще оставался бы королем. В Тампле он был всего лишь узником.
Вечером 13 августа король вместе с королевой, двумя своими детьми, принцессой Елизаветой, принцессой де Ламбаль и г-жой де Турзель, а также г-ном де Шамийи, камердинером короля, и г-ном Гю, камердинером дофина, был перевезен в Тампль.
Первым, кого увидели члены королевской семьи, сойдя на землю, оказался Сантер. Он находился в нескольких шагах от дверцы их кареты, когда августейшие пленники вышли из нее, и подал муниципальным чиновникам знак, который ни король, ни сопровождавшие его лица могли понять ничуть не больше, чем тот, каким чиновники ответили Сантеру.
Жест Сантера означал вопрос: короля отведут в башню немедленно?
Жест чиновников означал ответ: еще не время.
Так что королевскую семью провели сначала в ту часть зданий Тампля, которую называли дворцом и которая обычно служила жилищем графу д’Артуа, когда он приезжал в Париж.
Муниципальные чиновники стояли возле короля, не подумав обнажить головы и подчеркнуто употребляя при обращении к нему слово «сударь».
Складывалось впечатление, что весь Париж пребывал в радости, как если бы смерть двух тысяч граждан не казалась людям чересчур большой ценой за подобного пленника.
