Путевые впечатления. В России. (Часть вторая) | страница 91



Эта руна, темная по смыслу и величественная, как вообще вся примитивная поэзия, является лишь вступлением к огромной эпической поэме, состоящей из тридцати двух рун, герой которых — старый, а вернее, вековечный Вяйнямёйнен. Из текста видно, что слово "вековечный" — лишь уважительный эпитет, ведь поэт называет так героя даже не в день его появления на свет, а когда он еще находится во чреве матери.

Поэма, автор или авторы которой неизвестны и которая вполне могла быть создана целым рядом сказителей, начинается, как мы видели, с картины сотворения мира — хотя и возникает вопрос, мог ли кривоглазый Лапполайнен существовать до того, как мир был сотворен, — а кончается рождением младенца и крещением его: языческое повествование имеет христианское завершение.

Те, кто желает прочесть эту поэму целиком в прекрасном и добротном переводе, пусть обратятся к "Калевале" г-на Леузона-Ледюка. Те же, кто готов удовольствоваться просто разбором текста, найдут его в книге "Россия, Финляндия и Польша" моего доброго друга Мармье.

Поскольку полный перевод произведения завел бы нас слишком далеко, последуем примеру Мармье и ограничимся разбором последней руны, несущей на себе отсвет наших священных книг.

Мария — это то же имя, что и у матери Христа, — Мария, прелестное невинное дитя, выросла в высоком жилище: недосказанность, присущая финским сказаниям, позволяет поэтам никогда ничего не уточнять.

Мария — гордость всего, что ее окружает. Дверной порог гордится тем, что его овевает подол ее платья. Дверные косяки дрожат от удовольствия всякий раз, когда их касаются развевающиеся локоны ее волос, а ревнивые камни мостовой жмутся друг к другу, чтобы на них ступили ее изящные башмачки.

И вот прелестное и целомудренное дитя идет доить своих коров; каждой достаются ее ласки, и она прилежно берет молоко у всех коров, кроме одной — стельной.

Подоив коров, прелестное дитя, всегда с любовью пестовавшее цветок непорочности, собирается в церковь, и в ее сани запрягают молодого ярого жеребца пурпурной масти.

Но Мария не хочет садиться в сани, которые повезет ярый жеребец.

Тогда приводят кобылицу бурой масти, кобылицу, уже успевшую ожеребиться.

Но Мария не хочет садиться в сани, которые повезет кобылица, уже успевшая ожеребиться.

В конце концов, приводят молодую непокрытую кобылицу.

И Мария садится в сани, которые повезет непокрытая кобылица.

В этой руне, как уже можно было заметить и как будет видно из дальнейшего, наблюдается странное смешение языческих и христианских представлений; вероятно, время ее создания следует отнести к концу XII — началу XIII века, то есть к тому периоду, когда христианство восторжествовало в Финляндии.