Понятно, что подобные люди, живущие на такой земле, какую мы только что описали, и той жизнью, какую мы обрисовали, должны иметь свою мифологию и свою поэзию.
У них есть даже две поэзии: одна — примитивная, исконная, коренная, если можно так выразиться; живая и естественная, она бьет ключом из глубины скал, парит над гладью озер и носится в воздухе, проистекая из обычаев и верований.
Другая поэзия — чужая, заимствованная у тех, кто покорил эту страну, навязанная цивилизацией; это украшение, которое принесли с собой завоеватели; это колдовство, доступное лишь тем, кто образован; это классический литературный язык людей просвещенных; короче, это шведская поэзия.
В ней нет ничего своеобразного, ничего особенного, и она развивается так, как и любая другая академическая школа европейской поэзии.
Попытаемся вначале дать представление о примитивной поэзии. Более всего для этого подходит первая руна, которая для финнов значит почти то же самое, что для нас — первая глава книги Бытие.
У нас нет сомнений в том, что читатель и без всяких просьб с нашей стороны примет во внимание, какие трудности нам пришлось преодолевать, переводя эту руну, особенно когда мы скажем ему, что наш перевод выполнен с абсолютнейшей точностью.
ПЕРВАЯ РУНА
Так, слыхал я, песни пели, складывали так сказанья: по одной приходят ночи, дни по одному светают — так один родился Вяйно, так певец явился вечный.
Каве, Похьелы владыка, вековечный Вяйнямёйнен, в чреве матери ютился, тридцать лет там находился, столько же и зим, и весен.
Жизнь наскучила такая, надоела, утомила, что луны совсем не видит, солнца вовсе не встречает,
Говорит слова такие, речь такую произносит:
"Солнце, месяц, помогите, посоветуй, Семизвездье, как открыть мне эти двери, незнакомые ворота, как из гнездышка мне выйти, из моей избушки тесной, выпусти смотреть на месяц, солнцем в небе любоваться, Семизвездьем восхищаться, наблюдать на небе звезды.
Коль луна не отпустила, солнце не освободило, — сам он распахнул калитку цепким пальцем безымянным, красные толкнул ворота крепким пальцем левой ножки; на локтях скользнул к порожку, из сеней — на четвереньках, встал на твердь двумя ногами. Встал, чтоб солнцем восхищаться, чтоб луною любоваться, Семизвездьем восторгаться, восхищаться белым светом.
Ночью Вяйно в мир явился, днем уже возился в кузне, целый день ковал проворно, молотом стучал упорно, сделал из соломы лошадь, круп — из стебельков гороха.
