Раз уж он соблаговолил вспомнить об этой встрече, то и я воздержался забыть о ней.
Генерал предложил нам свои услуги, проявив при этом ту истинно русскую учтивость, в какой у нас до сих пор никогда не было недостатка.
Мы сказали ему, что направляемся в Ропшу, не упомянув, разумеется, о цели нашей поездки, и надеемся посетить дворец.
— А есть у вас рекомендательное письмо? — поинтересовался он.
У нас не было такого письма.
Я вырвал страничку из моего дневника, и генерал написал несколько строчек, которые должны были обеспечить нам прекрасный прием со стороны управляющего дворцом.
Дорога в Ропшу идет по равнине, как все дороги севера России, но обсажена деревьями. Маленькая речка, извилистая, как Меандр, которую мы пересекли раз тридцать, изобилует прекрасной форелью. Поэтому, если в Петербурге слуга предлагает вам форель, он непременно скажет: "Форель из Ропши".
У князя Барятинского был слуга, никогда не упускавший случая произнести это. Восемьсот или девятьсот льё, отделяющих Ропшу от Тифлиса, меркли перед этой укоренившейся у него привычкой, и он счел бы своего хозяина обесчещенным, если бы форель, поданную к его столу у подножия Казбека, не сопровождали слова, звучащие как заклинание: "Форель из Ропши".
Обычно люди ищут сходство между колоритом местности и происшедшими там событиями. Я представлял себе Ропшу старым и сумрачным замком времен Владимира Великого или, по крайней мере, Бориса Годунова. Ничуть не бывало: Ропша — это строение во вкусе прошлого века, окруженное прекрасным английским парком, стоящее под сенью великолепных деревьев, с огромными проточными прудами, где во множестве разводят форель, предназначенную для императорского стола в Сан кт- П етербурге.
Что же касается замка, в котором в это время все было перевернуто снизу доверху и целый полк рабочих оклеивал стены персидской бумагой, то по размеру он был точно как какое-нибудь шале в Монморанси.
В одной из двух комнат, образующих левый угол замка, разыгралась в ночь с 19 на 20 июля ужасная драма, о которой мы пытались рассказать.
Оранжереи Ропшинского дворца — самые богатые в окрестностях Санкт-Петербурга. Записка графа Т*** произвела волшебное действие: садовники, рискуя причинить ощутимый вред моему пищеварению, заставляли меня пробовать все выращенные ими ранние фрукты: персики, абрикосы, виноград, ананасы, вишни. Все это мало напоминало натуральные плоды, но славные садовники угощали меня с такой настойчивостью и любезностью, что невозможно было отказаться и пришлось рискнуть несварением желудка, лишь бы доставить им удовольствие.
