Путевые впечатления. В России. (Часть вторая) | страница 124
И потому я заявил, что жестче постелей, чем в Коневце, на свете нет, и искренне верил в это утверждение.
Эту последнюю иллюзию мне суждено было утратить в киргизских степях.
XLVIII. ВЫНУЖДЕННОЕ ПАЛОМНИЧЕСТВО НА ВАЛААМ
Наш пароход отчалил в десять часов утра, увозя с собой сотню паломников и паломниц, которые, совершив богомолье в Коневецкий монастырь, отправлялись на богомолье в монастырь на Валааме.
Невозможно вообразить ничего безобразнее этих паломников и этих паломниц, принадлежащих к низшему разряду простого народа, если предположить, что в России есть народ. Вряд ли существует какая-нибудь заметная разница между богомолами и богомолками: лишь отсутствие бороды у женщин позволяет отличить их от мужчин. Одежды, а вернее сказать, лохмотья, у тех и других почти одинаковы. И мужчины, и женщины держат в руке посох, а на спине носят изорванную котомку.
Разумеется, все они без конца чешутся самым отвратительным образом, приводя этим в ужас тех, кто такой потребности не испытывает.
К счастью, те, кто усердствовал в этом занятии более всего, скоро забыли о нем и занялись другим делом, более красочным.
Мы проделали не более четырех или пяти миль, как вдруг все вокруг заволокло таким туманом, что стало абсолютно невозможно разглядеть друг друга.
Посреди этого тумана загрохотал гром, и озеро забурлило, словно вода в котле, поставленном на горящие угли.
Казалось, гроза зародилась не в воздухе, а в самых глубинах бездонного озера, которое словно нехотя поддерживало нас на своей поверхности.
Можно представить, в каком состоянии пребывал наш компас, если накануне он вышел из строя при совершенно спокойной погоде.
А потому наш капитан даже и не пытался свериться с ним. Ощутив ярость разбушевавшихся волн, он, вместо того чтобы отдавать распоряжения, которые должны были предотвратить опасность, если она существовала, принялся бегать с одного конца судна на другой, крича:
— Мы погибли!
Услышав из уст капитана этот вопль отчаяния, паломники и паломницы повалились ничком и, стуча лбом о дощатый настил, стали кричать:
— Господи, смилуйся над нами!
Лишь Дандре, Муане, Миллелотти и я остались на ногах, хотя Миллелотти, будучи римлянином, испытывал горячее желание последовать примеру остальных.
Туман все сгущался; гром гремел с ужасающим грохотом; молнии, в которых было нечто жуткое, угасали в этом густом тумане; озеро продолжало штормить, но проявлялось это не в буйстве волн, а в клокотании, исходящем из глубины вод.