Альбрехт велел передать им, что он желает принять их как детей в свою королевскую семью, предложил ввести самых знатных горожан во владение ленными поместьями и заявил о своем намерении посвятить в рыцари по десять человек от каждой общины. Но эти издавна привыкшие к свободе горцы ответили, что единственное их желание — сохранить свои прежние права, а не получить взамен них новые привилегии. И тогда Альбрехт, поняв, что этих людей невозможно подкупить, решил проверить, смогут ли они выстоять против тирании. Он назначил в их край двух австрийских наместников, чей свирепый и необузданный нрав был ему хорошо известен: это были Герман Гесслер фон Брунег и рыцарь Берингер фон Ланденберг. Оба новых наместника водворились непосредственно на землях конфедератов, чего не позволял себе ни один их предшественник: Ланденберг обосновался в королевском замке Зарнен в Верхнем Унтервальдене, а Гесслер, не найдя для себя достойной резиденции в бедном краю, доставшемся ему при разделе, приказал построить крепость, которой он дал имя Урийох, то есть Урийское иго. Затем он приступил к выполнению замысла Альбрехта, надеявшегося, что проявления этой тиранической власти заставят конфедератов самих принять решение об отделении от Империи и вынудят искать покровительства Австрийского дома; в итоге были подняты пошлины, за малейшую провинность налагался огромный штраф, а к жителям края власти стали относиться с высокомерием и презрением.
Однажды, когда Герман Гесслер объезжал земли кантона Швиц, он остановился перед новым домом, строительство которого близилось к завершению. Дом этот принадлежал Вернеру Штауффахеру.
— Ну разве не возмутительно, — сказал Гесслер, обращаясь к сопровождавшему его конюшему, — что презренные рабы строят такие дома, тогда как и хижины слишком хороши для них?
— Дайте им закончить, ваша светлость, — ответил конюший, — а когда они его достроят, мы прикажем вырезать над входом герб династии Габсбургов и тогда посмотрим, отважится ли хозяин потребовать вернуть ему дом.
— Ты прав, — сказал Гесслер.
И, пришпорив коня, он продолжил путь.
Жена Вернера Штауффахера, стоявшая на пороге дома, слышала весь разговор; она тут же велела строителям прекратить работу и отправляться по домам. Они повиновались.
Вернувшись, Вернер Штауффахер с удивлением посмотрел на опустевшую стройку и спросил у жены, почему ушли рабочие и кто отдал им такое распоряжение.
— Я, — ответила она.
— Но почему, жена?
