Размышления над Февральской революцией | страница 21



Бульшего беззакония никогда не было совершено ни в какое царское время: любая "реакция" всегда опиралась на сформулированный и открыто объявленный закон. Здесь же похищались все виды власти сразу - и необъявленно. При царе сколько было негодований, что открытыми указами производились перерывы в занятиях законодательных палат! - но блеснула ЭТА свобода, и законодательные палаты распустили одним ударом, беспрепятственно и навсегда.

О, как ждали годами и прорицали ОТВЕТСТВЕННОЕ министерство ответственное не перед каким-то там монархом, но перед народом! Наступила эра свободы - и те самые излюбленные "лучшие люди народа" создали министерство, вкруговую безответственное, не ответственное вообще ни перед кем: они захватили в одни свои руки и Верховную власть, и законодательную, и исполнительную. (Да и судебную.) Тут - больше, чем прежнее Самодержавие.

И можно было бы сказать, что они стали новыми диктаторами или самодержцами, если бы из слабых своих рук они тут же не разронили всю эту власть - на мостовую, Совету рабочих депутатов или кто вообще захочет. Перед совдепом правительство сразу же связало свои руки восемью условиями, - а взамен за них не получило никакой поддержки Исполнительного Комитета только ту, что С он пока правительство не свергал, но даже и свергал, на каждом шагу действуя помимо него, против него и нанося удары по его авторитету. Совдеп стремительно разваливал армию - но вопрос о сохранении её даже не всплыл в протоколах правительства. Зато серьезно обсуждалось, как сохранить верность союзникам, зато угодливо приглашали (делегатов совдепа проверять расходование правительственных финансовых средств.

Так и с судьбой Государя. Достаточно было совдепу цыкнуть - и всевластное правительство проявило решительную твёрдость в аресте царя, - а почему, собственно? Царь добровольно отрёкся и именно этому правительству пытался преемственно передать власть - уже это, казалось бы, морально обязывало правительство по отношению к бывшему монарху. Можно было ограничить его местожительство - в тот момент ни газеты, ни петиции не требовали большего, - но зачем арест? Защитить царя решётками от гнева и расправы масс? Но такого народного движения - к расправе - нигде и никем проявлено не было.

Так только - угодить совдепу? Пожалуй, не только. Временное правительство после трёх дней своего горевого царствования уже стало опасаться морального сравнения себя с царём? Свергнутый, но вольный в жизни царь становился мозолью именно правительству. Это сознание проявилось у министров быстро. Уже 6 марта Некрасов дал знать Чхеидзе, что Временное правительство не возражает против ареста царя и даже поможет в нём. На частных переговорах министров, где стержнем был Керенский, арест был, очевидно, решён уже 5 марта, поскольку 6-го Керенский уже посылал искать место заключения для царской семьи. (Предполагалась Осиновая Роща, имение Левашовой, в сторону Карельского перешейка.) 7-го он поехал в Москву и произносил красивые слова о милосердии, а в самом червилось спиралью огненно-революционное нетерпение: доказать на следствии измену царя и затем судить его - какая будет крылатая аналогия с Великой Французской: