Именно в Лакене Наполеон принял решение о походе в Россию.
Несмотря на уверения г-на Ван Прата, я вошел во дворец, пребывая в некотором сомнении, но, тем не менее, последовал полученным указаниям и передал письмо секретарю, объяснив, от кого оно; секретарь проводил меня в приемную и ушел, унося послание. Через мгновение дверь против той, в которой он скрылся, отворилась и адъютант объявил, что король ожидает меня.
Я вошел и увидел короля, облаченного в домашнее утреннее платье военного покроя.
После четверти часа разговора, который его величеству было угодно с самого начало повести в духе непринужденной беседы, у меня уже не оставалось сомнений в том, что я имею дело с наиболее глубоким философом среди всех когда-либо существовавших королей, не исключая и самого Фридриха.
Король находился в приподнятом настроении, так как на следующий день ему предстояло участвовать в торжественном открытии железной дороги в Гент, а также в связи с празднованием юбилея в Мехелене, которое должно было состояться через несколько дней. Он соблаговолил пригласить меня на оба эти празднества, но затем, поняв по моему уклончивому ответу, что это приглашение, при всей его любезности, противоречит моим планам, сказал: «Поступим разумнее: идите своим путем, я пойду своим, и, если мы встретимся, приходите ко мне на ужин».
Я согласился на это предложение с тем большей признательностью, что увидел определенное различие в приеме, оказанном мне королем Леопольдом, и тем, как обошелся со мной король Неаполитанский; правда, дед короля Неаполитанского отравил моего отца, и мне не приходилось так уж жаловаться на обращение со мной внука, который ограничился лишь тем, что приказал своим жандармам выдворить меня за пределы королевства. Все в мире относительно.
Я расстался с королем Леопольдом, очарованный его гостеприимством, и, вернувшись в Брюссель, зашел пообедать в кафе. Пока я ел бифштекс, на глаза мне попалась газета.
Среди новостей дня сообщалось, что накануне в канале Лакена был обнаружен труп женщины; журналист добавлял, в виде попутного замечания, что, по слухам, эта женщина — бывшая любовница короля, которую тот приказал бросить в воду.
Хотя я и привык к вольностям нашей парижской прессы, такое заявление показалось мне чересчур смелым. Я повернулся к соседу, чтобы поинтересоваться его мнением на этот счет. Моим соседом оказался не кто иной, как г-н Ван Прат, которого я не заметил при входе и который скромно поедал два яйца всмятку.
